Глава 1
Уже давно весь Лондон с глубочайшим интересом и непрестанно возраставшим нетерпением ожидал прибытия Себастьяна, наследного принца Алусии. Теперь же лондонцы горячо стремятся узреть его высочество хотя бы издали. Ее величество изволила почтить августейшую особу парадным обедом в Виндзорском замке. Чествовать прибывшего были допущены сто шестьдесят гостей, коих разместили за пиршественными столами в зале Святого Георгия, украшенном всеми эмблемами ордена Подвязки. К услугам пирующих имелось две тысячи серебряных ножей, вилок и ложек, тысяча хрустальных бокалов и кубков. Главное блюдо — жареный ягненок с картофелем — подавалось на серебряных тарелках, за ним же последовали самые изысканные фрукты в вазах французского фаянса.
Нашей глубокочтимой королеве Виктории принц Себастьян преподнес дар своего царственного родителя — огромную вазу, целиком высеченную из алусианского малахита. С горлышка означенной вазы свешивались во множестве тончайшие золотые нити.
Алусианские дамы явились на прием в облегающих платьях из плотного шелка, с весьма длинными шлейфами, низ коих для облегчения ходьбы был пристегнут пуговицами к талии. Волосы их были уложены на затылке в сложный узел. Кавалеры свиты его высочества облачены были в парадные фраки из тончайшей черной шерсти, а фалды простирались длиною до середины икр, жилеты же, сплошь затканные золотыми и серебряными нитями, доходили до бедер.
Газеты сообщали, что принц Себастьян «весьма высок ростом и широк в плечах, лицо же имеет квадратное, с аккуратно подстриженной бородкой. У него очень густая шевелюра чайного цвета, глаза же имеют оттенок мха». Последняя черта может быть истолкована проницательной читательницей как нежно-зеленый цвет. Высказывалось мнение, что принц выглядит истинно по-царски, главным образом благодаря обилию орденских лент и медалей, соответствующих его высокому происхождению и положению.
Дамская газета мод и домашнего хозяйства г-жи Ханикатт
Лондон, 1845 год
Достопочтенный судья Уильям Триклбэнк, вдовец, судья Высокого суда королевской скамьи на службе ее величества, почти ослеп, его зрение с годами настолько ухудшилось, что он с трудом различал лишь разнообразные оттенки серого. Он не мог даже собственную руку разглядеть, и поэтому его старшая дочь, мисс Элиза Триклбэнк, читала для него все бумаги вслух.
Вдобавок Элиза прибегла к помощи Поппи, их экономки, которая стала для них не просто служанкой, а скорее членом семьи с тех пор, как лет двадцать назад, потеряв родителей, появилась в их доме. Вместе они протянули вдоль стен, где-то в метре от пола, веревки и ленты по всему лондонскому дому, и судье оставалось только держаться рукой за них, чтобы передвигаться из комнаты в комнату. На пути часто встречались помехи в виде двух собачек, неутомимых в своем желании хоть как-то ему помочь. И кота, который, по-видимому, желал ему скорейшей смерти, поскольку слишком часто оказывался на пути у судьи, или запрыгивал тому на колени, когда судья садился, или запутывал нитки, когда тот занимался своим любимым делом — вязанием, пока дочь читала ему вслух. Иногда кот так же незаметно разматывал клубки пряжи.
В добром здравии судье не давали пребывать его собственные дочери: все еще незамужняя Элиза и ее младшая сестра Холлис, известная как вдова Ханикатт. Они частенько собирались здесь, и судье казалось, что в доме тогда становилось чересчур весело и то и дело слышался пронзительный визг. Его дочери не соглашались с тем, что они визжат, а пеняли ему на то, что он уже преклонных лет и его легко напугать. Но слух у судьи, в отличие от его зрения, был превосходным, а эти две пигалицы действительно визжали и громко смеялись. Частенько.
В свои двадцать восемь лет Элиза оставалась не замужем, и факт сей уже давно печалил судью. Случилась у нее неприятная и довольно постыдная размолвка с неким господином Ашером Дотоном-Крессом, который, как считал судья, поступил крайне низко. Но с тех пор прошло уже десять лет. До этого Элиза была рассудительной и послушной юной леди, но, когда ее сердце оказалось разбитым, она отбросила всякую почтительность. За последние несколько лет она ожила и стала беззаботной. Отец надеялся, что подобное поведение привлечет к ней многочисленных поклонников, но, к сожалению, этого не случилось. Со времен печально известного скандала у Элизы был всего один поклонник, старше ее на целых пятнадцать лет. Мистер Норрис настойчиво наносил им ежедневные визиты, но однажды почему-то не явился. Когда судья выказал удивление по поводу его отсутствия, Элиза ответила: «Его сюда влекла не любовь, папочка. Я предпочитаю остаться дома и с большей охотой буду присматривать за тобой, ибо подозреваю, что это потребует от меня меньше сил и времени, чем быть его супругой».
Его младшая дочь, Холлис, как это ни печально, всего через два года после замужества овдовела. Детей в этом браке так и не случилось. И хотя Холлис жила отдельно, она, расточая остроты, по меньшей мере раз, а то и два-три раза в день всенепременно навещала отца. Он бы предпочел, чтобы младшая дочь вновь вышла замуж, но Холлис настаивала на том, что в этом деле спешить не стоит. Судья видел, что его младшая дочь предпочитает компанию сестры общению с любым мужчиной.
Его дочери были, как говорится, не разлей вода, и к тому же обе любили ввязываться в авантюры, которые судья совершенно не одобрял. Но Уильям Триклбэнк почти ослеп, и дочери были решительно настроены поступать так, как им заблагорассудится, несмотря на все запреты отца. Осознав, что у него ничего не получается, судья оставил попытки взывать к их благоразумию.
Сомнительным занятием, которым увлеклись его дочери, он считал выпуск дамской газеты. Триклбэнк полагал, что дамам вообще газета ни к чему, не говоря уж о газетенке, где обсуждались такие фривольности, как последние новости моды, сплетни и вопросы красоты. Но что бы он ни говорил, его дочери все пропускали мимо ушей. Слишком увлеченные этим предприятием, они уверяли отца, что и весь остальной Лондон давно сбросил оковы условностей.
Саму газету основал супруг Холлис, сэр Персиваль Ханикатт. Только ранее сэр Персиваль издавал газету совершенно иного содержания, в которой освещались последние политические и финансовые новости. По мнению судьи, это можно было считать полезным изданием.
Смерть сэра Персиваля произошла из-за трагической случайности: его экипаж соскользнул с дороги в разлившуюся после дождя реку. В результате утонула и отличная пара лошадей серой масти. Для всех случившееся стало огромным потрясением, а судья не на шутку встревожился о том, сможет ли Холлис справиться с такой тяжелой утратой. Но Холлис проявила железный характер и свое горе направила на попытки увековечить доброе имя супруга. Но, будучи еще молодой женщиной и не имея образования, которое пристало иметь мужчинам, она, как того и следовало ожидать, ничего не смыслила в хитросплетениях политики или финансовых вопросах, а потому перевернула издание с ног на голову и посвятила его темам, которые интересовали исключительно женщин. Поэтому неудивительно, что в газете публиковались лишь рассказы о новинках моды и последние сплетни, обсуждавшиеся в высших слоях лондонского общества. У судьи создалось впечатление, что дела мирового масштаба женщин вообще заботят мало.
