По окончании обеда дамы удалились в соседнюю гостиную, а джентльменам подали коньяк и сигары. Себастьян встал из-за стола и подошел к окну, взглянул на темнеющие сады. В стекле отражался Ростафан, который беседовал с одним англичанином и заливался громким хохотом. Фельдмаршал всегда был таким жизнерадостным. Интересно, по какой причине?
— Ваше высочество! — Кай снова поклонился своему принцу. Неизменно почтителен. Всегда внимателен и насторожен, когда находится рядом с бывшим соучеником. — Пора присоединиться к дамам. Мы все подготовили для игры в карты.
— И мне придется играть с ними по очереди, ты это хочешь сказать?
— Да, это было бы весьма полезно для продвижения вопроса о брачном союзе.
Еще одна выгодная торговая сделка — вот чем был его брак для министра иностранных дел. А для Себастьяна это был жизненно важный вопрос. Он всмотрелся в лицо Кая, которое было привычно сдержанным.
— Как думаешь, кто же убил Матуса?
— Простите? — Кай побледнел, бросил взгляд в сторону гостей — наверное, опасался, что кто-нибудь мог расслышать столь не вовремя заданный вопрос.
— Мне хочется знать твое мнение, — сказал ему Себастьян. — Мы ничего об этом не говорили с того дня, когда узнали о происшедшем, а мне интересно, не появились ли у тебя какие-нибудь мысли на этот счет.
— Я почтительно воздержусь от суждений до тех пор, пока мистер Ботли-Финч не сообщит нам итоги проводимого им расследования.
Себастьян подошел к нему вплотную и заговорил по-алусиански.
— Кай, я же спросил: есть ли у тебя какие-то соображения по этому поводу?
— Ссора, мой господин, — отвечал Кай, вздернув подбородок. — Полагаю, Матус оказался замешан в темное дело.
— Какого рода дело? В подготовку мятежа?
— Мятежа! — фыркнул Кай. — Только не Матус. Он всегда хранил верность вам и королю. Он был человеком, верным до мозга костей.
— Как и все остальные на этом приеме? — спросил Себастьян, невольно переводя взгляд на Ростафана.
— Йе, я полагаю, что так. — Кай был явно шокирован вопросом принца.
— Какая же ссора могла толкнуть кого-то на убийство Матуса? — продолжал расспрашивать Себастьян.
— Может, из-за проигрыша в игре. Или из-за женщины. Откуда нам знать, кто чем занимается после того, как заканчивает исполнение служебных обязанностей?
Себастьян вдумался в услышанное. Теоретически все было правильно, да только он был неплохо осведомлен о том, чем занимался Матус вне службы. Они проводили вместе почти все время, и принц немало знал о личной жизни своего секретаря. Тот обожал жену Мирабель. Оба сокрушались, когда она потеряла еще не родившегося ребенка. Знал Себастьян и о том, что Матус беспокоился о своей матери, которая слабела день ото дня.
— Может, оставим это? — сказал Кай, проявляя заметное нетерпение поскорее покончить с бесплодными предположениями.
Себастьян вынул из кармана часы — подарок Элизы — и взглянул на стрелки. Потрогал пальцем сделанную по-латыни надпись: «Любовь и верность».
— Йе.
Остаток того вечера Себастьян заставлял себя улыбаться и веселиться, припоминая советы одного из своих многочисленных наставников, мастера Таддеуса. Задача мастера Таддеуса заключалась в том, чтобы подготовить Себастьяна к превращению в короля. И он неделю за неделей гонял своего воспитанника, приучая к придворному этикету, умению держаться перед подданными, светским манерам — всему тому, что необходимо, дабы не обмануть ожиданий просвещенного общества.
Сейчас мастер Таддеус гордился бы своим воспитанником.
Так и проходил тот вечер: Себастьян вращался в залах и коридорах Кенсингтонского дворца, а вот мысли его вращались вокруг Матуса, а особенно вокруг домика на Бедфорд-сквер, 34.
Глава 23
В среду на минувшей неделе некая достойная молодая леди, внешностью схожая с павой, была замечена в магазине на Бонд-стрит, когда выбирала себе приданое. Из этого некоторые заключают, что вскоре будет официально объявлено о помолвке августейшей особы.
Прискорбный инцидент с некоей дамой, упавшей в обморок во время церковной службы в Бельгравии на прошлой неделе, вынуждает нас снова просить достопочтенных дам не шнуровать свои корсеты чрезмерно туго. Даже пойманного дикого зверя не стали бы мы связывать столь жестоко, как затягиваем свои собственные талии. Не забывайте о том, что хорошее здоровье есть непременным условием удачного замужества, а доброе здоровье подразумевает и способность дышать.
Дамская газета мод и домашнего хозяйства г-жи Ханикатт
В тихий субботний день в дом судьи внезапно примчалась Каролина, задыхающаяся от возбуждения. Поцеловав судью, она рухнула на кушетку, будто упала в обморок, и выпалила:
— Элизабет Кин в отчаянии, а ее отец вне себя от ярости! Похоже на то, что приз достался Кэтрин Моэм.
Элизе незачем было спрашивать, какой приз достался Кэтрин Моэм. Сердце у нее сразу ухнуло в пятки.
— Так он выберет Паву?
— Мне сказали, что родственники выкопали где-то для нее преподавателя, который обучает ее всему, что только может быть связано с Алусией. Говорят, к тому времени, когда Кэтрин вновь встретилась с принцем, она уже знала о его державе больше, чем он сам!
— Ну, это, вероятно, несколько преувеличено, — заметил судья.
— А Элизабет Кин считала, что ей достаточно мило улыбаться — и принц тотчас предложит ей руку и сердце.
— Ты, конечно, видишь в этом высокомерие, — вмешалась Холлис, — но я бы сказала, что в целом она вела себя совершенно правильно. Мужчины, они такие простаки.
— Надеюсь, ты не говоришь о присутствующих, — поправил ее судья.
— Боже мой, Элиза! Ты, надеюсь, здорова? — воскликнула Каролина.
— Что? — У Элизы кровь отхлынула от лица, ей не хватало воздуха. Но если не считать этого, она была вполне здорова. — Я прекрасно себя чувствую! — И она снова склонилась над часами, которые налаживала после небольшой поломки: там разладилась работа маховика. Вообще-то странно: маховик существует единственно для того, чтобы поддерживать равновесие всего механизма. Именно это он и делал, тикая многие десятки лет, пока вдруг ни с того ни с сего перестал выполнять свою функцию. Совсем как ее жизнь в последнее время.
— Я, право, шокирована, — призналась Холлис. — Я бы поставила на Элизабет Кин. Насколько я понимаю, она далека от вольнодумства, в отличие от леди Кэтрин.
— А что плохого в том, чтобы иметь свое мнение? — спросила Элиза, отрываясь от часов.
— Элиза, милая, ты что, и впрямь ничего не понимаешь? — удивилась Каролина. — Джентльменам вовсе не нужно, чтобы у женщины имелось хоть какое-то мнение. Нам положено быть скромными и делать то, что они нам велят. Женщина должна быть не мыслителем, а помощником в домашних делах. Вот когда леди Кэтрин наденут на голову корону, тогда она сможет высказывать любое мнение, какое ей захочется.
