Себастьян пристально посмотрел на нее.
— Ты действительно не улавливаешь смысл того, что я хочу сказать? Ты что же, не видишь, что я кое в кого влюбился по уши, а это делает невозможным брак с любой другой?
Элиза перестала дышать, а принц снова погладил ее волосы.
— Прости меня, я поистине несчастен. Никогда еще в жизни… — Он покачал головой, сжал зубы, нахмурился.
Беспорядок, в котором находились чувства Элизы, перерос в открытый мятеж. Она стояла как громом пораженная и не могла выдавить из себя ни словечка.
— Я… Да поможет мне Бог, я в полной растерянности. Я полюбил тебя всей душой, Элиза, и все же мне никуда не деться от того прискорбного факта, что я — наследник трона. — Он горько засмеялся. — Это звучит нелепо, но я и чувствую себя нелепо.
Элиза так и не смогла восстановить сбившееся дыхание. Не смогла поверить в происходящее, которое далеко превосходило ее самые несбыточные мечты. Он говорил ей о своей любви, и ее сердце было готово разорваться от бурной радости, но разум подсказывал, что все это нереально. Как может Себастьян говорить о любви, если из этого все равно ничего не получится? И как она может принять его любовь, если вскоре придется читать в газетах о его свадебной церемонии? Ни в коем случае нельзя впускать в душу эту надежду, которой ни за что не суждено сбыться.
— Себастьян! Ради всего святого, что ты говоришь?
Он бросился к ней через всю комнату.
— Христом Богом заклинаю тебя, Элиза, не пытайся разубедить меня, будь добра. Я понимаю, как все это должно выглядеть в твоих глазах… Я на самом деле понимаю. Я принц, я волен поступать так, как мне заблагорассудится, да только не в этом вопросе. Король, мой отец, полагается на меня. Вся страна на меня надеется. Я не желал выбирать себе невесту, но знал, что следует делать так, а не иначе, — и вдруг взял да влюбился.
Он был искренне огорчен. В глазах и крепко сжатых губах ясно читалось, какого труда ему стоило это признание.
— Я упаду в твоем мнении, но за это я тебя не виню. Мне было необходимо сказать тебе всю правду.
Ей отчаянно хотелось помочь ему хоть чем-нибудь. И очень хотелось помочь хоть чем-нибудь самой себе.
— Это просто любовное наваждение…
— Нет! Део, Элиза, нет. Ты что, не веришь своим глазам? Не можешь посмотреть в мои и понять, что к чему?
Он взял ее лицо в свои ладони и заставил посмотреть в глаза. Она видела, что он сказал ей чистую правду. Это ее и испугало, и увлекло невероятно.
— Как ты можешь поступать со мной подобным образом? — спросила она еле слышно. Элиза — не Каролина, которая могла выйти замуж в любой момент, стоило ей только захотеть, но которая предпочитала дразнить мужчин и притворяться, будто в нее влюблен принц. Она и не Холлис, которая испытала, пусть и недолгое время, настоящую и единственную в жизни любовь. Элиза — женщина, которая живет как на необитаемом острове посреди громадного кипучего города, и о минуте, подобной вот этой, она может только мечтать. И ей было больно, что она дождалась подобных слов от мужчины, который безмерно далек от нее. Она понимала, что устремляется в бездну и падение ее будет отвратительным и очень болезненным.
— Я люблю вас, Элиза Триклбэнк. Вы меня слышите? — Он погладил ее по щеке.
Элиза не отрывала глаз от его губ.
— Не говори ничего, — резко сказала она. — Просто пусть пока это будет так. Согласен?
Разум покинул ее, оставив лишь сумятицу чувств.
— Мне страшно хочется хотя бы несколько минут наслаждаться счастьем — находиться рядом с тобой. Было бы нечестно, если бы я попросил…
— Это правда, — так же резко подтвердила она. — Ужасно нечестно.
Себастьян застыл как статуя. Медленно убрал руку, кивнул.
— Да, конечно, — сказал он. — Покорно прошу прощения.
Он отступил от нее и поплелся к камину. Бедняга выглядел совсем потерянным.
Элизе было больно это видеть. Она хорошо понимала его, потому что и сама нуждалась в нескольких минутах счастья. Несмотря на всю свою печаль, она чувствовала ту нить, которая незримо связывала их друг с другом, притягивая ее сердце к его сердцу. Ей казалось чудовищной жестокостью, что все, чего она только желала в своей жизни, стоит сейчас прямо перед нею и стремится к ней не менее страстно, чем она к нему. Как и ему, должно быть, представлялось чудовищной несправедливостью то, что разделявшая их пропасть с каждым днем ширится.
Принц наклонил голову и сцепил руки за спиной.
— Себастьян.
Он не повернулся к ней.
— Я утратила способность сопротивляться своим чувствам.
После этих слов он поднял голову и повернулся в ее сторону с выражением бесконечной грусти на лице. Последние обрывки разума покинули Элизу. Она не могла больше сдерживаться и метнулась к Себастьяну.
— Если ты поцелуешь меня, я не стану этому противиться. Я ничему не стану противиться.
Себастьян крепко-крепко прижал ее к себе и вложил всю душу в долгий и страстный поцелуй. В этом прикосновении выплеснулись наружу те чувства, о которых он пытался говорить и которые теперь одним махом пробудились к жизни. Элиза поняла его, как саму себя. Несмотря на захлестнувшую ее штормовую волну чувственного возбуждения, она вполне отдавала себе отчет в том, что делает. И вполне понимала, что наступил единственный в ее жизни миг, когда мужчина желает ее столь страстно. Когда она сама не менее страстно желает его.
Себастьян развернул ее и прислонил к стене, накрыв своим телом и не отрывая своих горячих влажных губ. Элизу словно пронизал электрический ток, пробежал по каждой косточке, по всем фибрам ее существа. Она прижалась к принцу изо всех сил, желая слиться с ним в одно целое, но мешали плащи. Кажется, до Себастьяна тоже дошло. Он поднял голову и посмотрел на дверь. Взял Элизу за руку.
— Идем, — позвал он. Подошел к двери, приотворил ее и сказал что-то на родном языке, потом закрыл дверь снова.
— Что ты делаешь?
— Потерпи минутку. — Он быстро поцеловал ее, снова отворил дверь и потянул Элизу за собой в коридор.
Она поняла, куда они идут, но ее не заботило то, что однажды она уже совершила подобную ошибку. Ее волновала только сама эта минута, которая навеки врежется ей в сердце.
Глава 24
Парадный ужин, который королева готовилась дать в честь отбывающего вскоре из нашей страны наследного принца Алусии, отменен по причине легкого недомогания ее величества. Но, возможно, причиной отмены ужина также послужила крайне неблагоприятная погода. По крайней мере, таково мнение отдельных членов палаты лордов, особенно одного из них, каковой прежде надеялся, что к нынешнему времени уже будет объявлено о помолвке его дочери.
Дурная погода, впрочем, не воспрепятствовала некоей птичке, принесшей за восемь лет шестерых птенчиков, перелететь через улицу Марилебон-роуд, дабы навестить старинного приятеля, который в былые времена преподавал ей латинский язык. От старинного приятеля она выпорхнула лишь на следующее утро, заставляя нас предположить, что учить латынь не так-то просто.
