Пока Бад говорил, я пытался вспомнить людей из своего подразделения. Получалось, из примерно трехсот сотрудников по именам знал около двадцати. «Но я здесь всего месяц! — возразил я сам себе. — Чего еще ожидать?» Хотя ясно, что так нельзя. Я понимал: то, что Бад говорил о себе, было верно и по отношению ко мне. Краткий срок работы в Zagrum не мог служить оправданием. На самом деле я даже не пытался запомнить чье-то имя. И сейчас разобрался: отсутствие интереса к столь простым вещам, как имена подчиненных, четко показывало, что я не вижу в них людей.
— Кажется, вы думаете, что я наломал дров, — сказал я, возвращаясь мыслями к Джойс.
— Неважно, что думаю я. Важно, что думаете вы.
— У меня противоречивые ощущения. С одной стороны, явно следует извиниться перед Джойс. С другой же, я продолжаю считать, что ей не следовало заходить в конференц-зал и все там стирать, никого не предупредив.
Бад кивнул.
— Как вы думаете, не можете ли вы быть правы в обоих случаях?
— В смысле? Как можно быть правым и ошибаться одновременно? Так не бывает.
— Подумайте вот о чем, — предложил Бад. — Вы говорите, что Джойс не должна была врываться в комнату и стирать чьи-то записи, предварительно не убедившись, что это допустимо. Да?
— Да.
— Звучит вполне разумно. И вы говорите, что в этой ситуации лучше всего было вызвать ее на ковер и приказать больше никогда так не поступать. Да?
— Да, мне так кажется.
— И мне, — сказал Бад.
— Тогда что не так? — спросил я. — Ведь я так и сделал.
— Да, так, — согласился Бад, — но вот в чем вопрос. В тот момент вы были зашорены или нет?
Внезапно для меня многое прояснилось.
— А, теперь понимаю. Мое намерение было верным, но то, что я сделал, — даже если это и требовалось, — совершил не так, как надо. Я рассматривал ее как объект. Я был зашорен. Вы имеете в виду это.
— Именно так. На первый взгляд ваши действия можно счесть правильными, но, будучи зашоренным, вы вызываете совершенно иную, гораздо менее продуктивную реакцию, чем в противном случае. Помните, что люди в основном реагируют не на то, что мы делаем, а на то, как мы это делаем: зашорены мы или нет по отношению к ним.
Это мнение казалось обоснованным, но я не был уверен в том, насколько жизнеспособна такая концепция применительно к рабочим условиям.
— Какие-то вопросы? — спросил Бад.
— Вроде нет, — сказал я без особой уверенности, — хотя да, меня кое-что беспокоит.
— Конечно, говорите.
— Я думаю: как можно вести бизнес, постоянно видя в других людей? Я имею в виду вот что: вас не задавят конкуренты? Понимаю, как использовать это, например, в семье, но не кажется ли слегка нереалистичным такой подход на работе, где нужно быстро принимать решения?
— Рад, что вы спросили, — сказал Бад. — Это как раз следующий пункт, о котором я хотел бы поговорить. — Он помолчал. — Прежде всего хочу, чтобы вы подумали о Джойс. После вашего вызова на ковер, полагаю, она никогда больше не зайдет в этот конференц-зал.
— Видимо, нет.
— И поскольку именно это вы и хотели до нее донести, вероятно, считаете итог встречи с ней успешным.
— Да, в каком-то смысле так и есть, — согласился я, обретая определенную уверенность.
— Вполне справедливо, — сказал Бад. — Но оставим в покое конференц-зал. Как вы думаете, ваша зашоренность при передаче этого сообщения вызвала у нее рост энтузиазма и стремления к творчеству в работе или падение?
Вопрос Бада застал меня врасплох. Внезапно я догадался, что для Джойс Малмэн я стал кем-то вроде Чака Стэли. Я вспомнил, как обращался со мной Стэли, который, насколько я могу судить, проявлял зашоренность все время, и по себе знал, как снижалась мотивация работать под его началом. Для Джойс я, получается, ничем не отличался от Чака. Эта мысль повергла меня в уныние.
— Похоже, вы правы, — ответил я. — Я решил проблему с конференц-залом, но породил новые трудности.
— Об этом стоит подумать, — согласно кивнул Бад. — Но ваш вопрос затрагивает более глубокие слои. Постараюсь обратиться к ним.
Он снова встал и зашагал туда-сюда.
— Вы предполагаете, что незашоренные люди принимают мягкие решения, а зашоренные — жесткие. Это и вызвало недоумение по поводу того, как можно вести бизнес, постоянно оставаясь незашоренным. Но давайте подробнее рассмотрим эту точку зрения. Можно ли назвать различие между зашоренностью и незашоренностью поведенческим?
Я размышлял добрую минуту. Уверенности не было, но казалось, что различия проявляются и в поведении.
— Не знаю, — сказал я.
— Давайте посмотрим на схему, — сказал Бад, указывая на доску. — Помните, что внешне поведение мое и этой женщины ничем не отличалось, но на самом деле разница оказалась существенной: я был зашорен, а она — нет.
— Да, — кивнул я.
— Вопрос очевидный, но ответ на него очень важен, — произнес он. — Где на этой схеме описывается поведение?
— Сверху.
— А где указаны зашоренность и незашоренность?
— Внизу, под действиями.
— Да, — сказал Бад, отворачиваясь от доски ко мне. — Каков же вывод?
Я не понимал, что он имеет в виду, и просто молча ожидал, пока он ответит сам.
— Я имею в виду, — добавил Бад, — что эта схема предполагает: делать нечто можно двумя способами. Что именно делать?
Я все еще изучал доску. Наконец, сообразил:
— Да, я понял. Есть два способа реализации.
— Именно. И вот еще вопрос: различие, о котором мы говорим, — поведенческое или более глубокое?
— Более глубокое, — сказал я.
Бад кивнул.
— Теперь на минутку вернемся к Лу. Как бы вы охарактеризовали его поведение по отношению ко мне? Помните, что на собрании в присутствии коллег он снял с меня невыполненную задачу, хотя я сделал все остальное, о чем он просил. И позже он поинтересовался, не подведу ли я его в дальнейшем. Как охарактеризовать такое поведение — оно мягкое или жесткое?
— Определенно, жесткое, — ответил я, — возможно, даже слишком.
— Да. Но во время своих действий он был зашорен или нет?
— Не зашорен.
— А вы? Как вы бы охарактеризовали свое поведение по отношению к Джойс — как мягкое или как жесткое?
— Опять же, как жесткое, и, наверное, чересчур. — Я начал ерзать на стуле.
— Вот видите, — сказал Бад, возвращаясь на свое место напротив меня, — есть два способа проявлять жесткость. Я могу вести себя жестко и быть при этом как зашоренным, так и незашоренным. Различие не в поведении. Мое состояние разное в момент, когда я совершаю какие-то действия, хоть мягкие, хоть жесткие.
