Помню, как я посмотрела десятичасовые новости, продолжая злиться на Брайана. Дома был и Стив, мой муж. Мы продолжали жаловаться друг другу на сына, как вдруг у дома заскрипели шины. Часы показывали 10:29.
Я был весь внимание.
— В тот момент, когда я увидела время, ощутила укол разочарования. Просто представьте, — продолжала она после короткой паузы. — Тем вечером я собиралась сказать, чтобы Брайан вел себя ответственно, держал свое слово, был достоин доверия. Но когда он действительно проявил ответственность, когда сделал то, о чем говорил, обрадовалась ли я?
— Нет. — Я покачал головой, удивляясь этой мысли. — Вы, должно быть, оставались раздражены, правда? Может, даже отругали его за резкое торможение.
— Стыдно признаться, но я сделала примерно такую же гадость, — ответила Кейт. — После того как он зашел — напомню, вовремя, — я не поблагодарила его, не поздравила, не признала его заслуги. Я встретила его словами: «Прямо к установленному времени, да?»
Кейт села.
— Заметьте, даже когда он был ответственным, я не смогла позволить ему быть ответственным. — Она помолчала. — Мне все еще хотелось, чтобы он был не прав.
Я поежился, вспомнив о своем сыне.
— В тот момент мне важно было, чтобы мой ребенок проявил ответственность, но действительно ли я хотела именно этого, Том? — спросила она.
Я покачал головой:
— Не похоже.
— Именно, — подтвердила Кейт. — Когда я зашорена, всегда есть что-то требующееся мне больше, чем я думаю. И что же это? Что больше всего мне нужно, если я нахожусь в шорах?
Я задумался: «Что нужно мне больше всего, когда я зашорен? Что именно?» И не был уверен в ответе.
Кейт наклонилась ко мне:
— Если я в шорах, больше всего мне хочется чувствовать себя оправданной. Шоры питаются самооправданиями, они требуются им для выживания. И если я весь вечер — да что уж там, гораздо больше, чем один вечер, — провела, ругая своего сына, с помощью чего я почувствовала бы себя «оправданной», чтобы доказать свою правоту?
— Нужно, чтобы он оказался не прав, — медленно сказал я. У меня в желудке скрутился настоящий узел. — Чтобы вы имели право его обвинять, он должен быть того достоин.
И я моментально перенесся на шестнадцать лет назад. Медсестра вручила мне маленький сверток, из которого смотрели два мутных глазика. Я совершенно не был готов к тому, как он будет выглядеть при рождении. Весь в каких-то морщинах, с сероватой кожей, он был очень смешным ребенком, а я был его отцом.
Обвинять Тодда я начал почти с того самого дня. Он всегда был недостаточно умен, не так, как надо, собран. Постоянно путался под ногами. Как только пошел в школу, тут же начал доставлять неприятности. Я даже не помню, чтобы чувствовал гордость за него. Он всегда был недостаточно хорош.
История Кейт до смерти меня напугала. Я спросил себя: «Каково это — быть сыном человека, для которого ты всегда недостаточно хорош? И если она права, то в каком-то смысле я не позволяю ему оказаться достаточно хорошим. Нужно, чтобы он продолжал доставлять проблемы, и это оправдает меня в том, что я постоянно вижу в нем проблемы». Мне стало плохо, и я постарался прогнать Тодда из своих мыслей.
— Именно, — услышал я Кейт. — Целый вечер ругая Брайана за то, что он всегда меня разочаровывает, я хотела, чтобы он оставался сплошным разочарованием, и это будет оправдывать мои обвинения.
Мы все немного помолчали, погрузившись в собственные мысли.
Наконец тишину нарушил Бад.
— История Кейт открывается мне с неожиданной стороны, Том. И действительно, когда я зашорен, хочу, чтобы мне доставляли проблемы: они мне действительно нужны.
Звучало невероятно, но очень походило на правду.
Бад встал со стула.
— Помните, утром вы спросили, как можно вести бизнес без шор? Вы говорили, если видеть в людях людей, вас будут постоянно обходить на поворотах.
— Да, помню.
— А потом мы говорили, что этот вопрос основан на неверной предпосылке, поскольку любые действия — хоть мягкие, хоть жесткие — можно совершать как с шорами, так и без. Помните?
— Да.
— Теперь мы можем развить тему. Ваш вопрос очень важен. Обсудим его в свете того, чему нас только что научила Кейт. Как вы думаете: кто хочет, чтобы его обошли, — человек с шорами или без?
— Пожалуй, человек с шорами. — Я был поражен этой мыслью.
— Именно. Если у меня нет шор, то нет никаких причин желать, чтобы меня обходили. Мне это не нужно. Более того, я стараюсь никому не предоставлять возможности проявиться лучше меня. С другой стороны, будучи в шорах, я получаю именно то, что нужно: меня обходят, и это оправдывает мое поведение. Я получаю лишнее доказательство того, что человек, опередивший меня, действительно так плох, каким я его считал.
— Но на самом деле даже в шорах вы все-таки не хотите, чтобы вас обошли? — произнес я. — По-моему, это несколько странно. Рассказ Кейт напомнил мне о сыне. Мы с Лорой порой чувствуем себя обойденными, но сомневаюсь, чтобы кто-то из нас этого действительно хотел.
— Да, — подтвердил Бад. — Мы не имеем в виду, что, будучи в шорах, мы упиваемся проблемами. Вовсе нет; мы ненавидим сложности. Нам кажется, что ничего бы мы так не хотели, как избавиться от них. Но помните, что в шорах мы подвержены самообману — и себя, и других видим в искаженном свете. В частности, не понимаем, как сами шоры препятствуют всем попыткам добиться желаемого результата.
Бад встал и снова подошел к доске.
— Вернемся к истории Кейт. — Он указал на схему. — Отметим, что ее постоянные обвинения, связанные с зашоренностью, побуждают Брайана оставаться безответственным. А когда он проявляет именно это качество, Кейт убеждается, что правильно укоряла его с самого начала! Точно так же нападки сына побуждают маму к нему придираться, а он воспринимает это как оправдание необъективного отношения к себе. Зашоренность помогает каждому создавать те самые проблемы, в которых его обвиняют.
— На самом деле, Том, — добавила Кейт, — мы с Брайаном снабжаем друг друга такими превосходными оправданиями, что кажется, будто мы сговорились. Как если бы сказали друг другу: «Давай я буду плохо себя вести по отношению к тебе, и ты сможешь обвинить меня за свое поведение, если будешь плохо себя вести по отношению ко мне, чтобы я смогла упрекнуть во всем тебя». Конечно, мы ничего такого не только не говорили, но даже не думали. И все-таки наши взаимные провокации и самооправдания выглядят подстроенными: кажется, что сговор все же был.
Так вот, когда два и более людей зашорены по отношению друг к другу и изменяют сами себе, мы называем это сговором. Когда мы в таком сговоре, то действительно договариваемся обвинять друг друга в неправильных действиях!
