— Даже не знаю, что и сказать. Увидеть вас — это просто невероятно. Я столько о вас слышал.
— Понимаю. Вы, наверное, решили, что я уже умер, правда? — сказал он с усмешкой.
— Да, что-то подобное, — сказал я, хихикнув, и только потом понял, что мог бы быть и поосторожнее.
— Что ж, Том, садитесь, начинаем. Бад попросил не ждать его.
Он жестом указал на кресло.
Я сел на то же место, что и вчера, а Лу устроился напротив.
— Как идут дела?
— Вы имеете в виду вчерашний день?
— Да.
— Честно говоря, это было удивительно. Удивительно!
— Правда? Расскажите об этом, — сказал он.
Хотя я пробыл с Лу минуту-другую, нервозность уже успела улетучиться. Его добрые глаза и мягкое обращение напомнили мне отца, который умер десять лет назад. В присутствии мэтра мне было вполне комфортно, и я понял, что могу делиться с ним мыслями так же, как с отцом.
— Не знаю даже, с чего начать, — сказал я. — Вчера я многое понял. Но хотел бы поговорить о своем сыне.
Следующие минут пятнадцать я рассказывал о лучшем вечере с Лорой и Тоддом по крайней мере за последние пять лет. Этот вечер был исключительным только потому, что я наслаждался обществом семьи, хотя не случилось ничего экстраординарного, что заставило бы меня получать удовольствие. Я готовил еду, смеялся, просил сына научить меня чинить машину. Впервые невесть за сколько времени радовался тому, что находился с семьей, и был благодарен им. И первый раз за долгое время лег спать, не испытывая ни к кому в доме недобрых чувств.
— Что Лора говорила обо всем этом? — спросил Лу.
— Полагаю, она не знала, что и думать. Она все спрашивала меня, что происходит, и в итоге пришлось рассказать ей о том, что я узнал за вчерашний день.
— Вы пытались научить и ее?
— Да, но ничего не получилось. Кажется, примерно через минуту она совсем запуталась. Шоры, измена себе, сговор — поверить не могу, как мне удалось испортить все эти идеи.
Херберт понимающе кивнул.
— Я понимаю, о чем речь. Когда вы слышите, как, например, Бад все это объясняет, кажется, что проще некуда, но попробуйте сами — и быстро поймете, насколько это тонкая материя.
— Именно так. Видимо, мои объяснения породили больше вопросов, чем ответов. Но она по крайней мере пыталась понять.
Лу внимательно слушал, глаза его лучились теплом. Кроме того, мне казалось, что я читаю в них одобрение.
— Лучше уточнить у Бада, — сказал он, — но раньше пару раз в год мы проводили тренинги на весь вечер, куда могли приходить интересующиеся члены семьи и усваивать некоторые идеи. Раньше всем было очень важно, что компания делает это для них. Если тренинги все еще устраивают, позовите Лору.
— Спасибо, я уточню, конечно.
Тут открылась дверь, и вошел запыхавшийся Бад:
— Том, простите за опоздание. Нужно было подготовить последние документы к встрече с клофхаузенской группой, которая намечена днем. Как обычно, времени ни на что не хватает.
Он поставил дипломат на пол и сел во главе стола, между мной и Лу.
— Что ж, Том, нам повезло.
— В каком плане?
— В плане Лу: он и есть тот сюрприз, на который я надеялся. История Херберта — это летопись того, как изменилась Zagrum, и я просил его рассказать об этом, если можно.
— Рад, что сумел прийти, — вежливо парировал Лу. — Но прежде всего, Бад, тебе стоит услышать, как Том провел прошлый вечер.
— Да, Том, простите. Поделитесь.
Не знаю почему — возможно, потому что я работал на Бада и очень хотел произвести на него хорошее впечатление, но мне не хотелось рассказывать ему то, о чем я только что беседовал с Хербертом. Правда, тот постоянно меня подбадривал — «расскажите об этом» да «расскажите о том», и вскоре я расслабился и поведал Джефферсону о вчерашнем вечере. Через десять минут он уже улыбался, как до того Лу.
— Это великолепно, Том, — сказал Бад. — А как провел вечер Тодд?
— Так же, как обычно: почти не говорил. Он едва реагировал на мои вопросы, как всегда: в основном «да», «нет», «не знаю». Но вчера вечером я не обращал на это внимания, хотя обычно просто до белого каления дохожу.
— Это напоминает мне о моем сыне, — сказал Лу. Он помедлил, посмотрел куда-то далеко в окно, как будто пытаясь извлечь что-то из далекого прошлого. — История преображения Zagrum начинается с него.
18. Лидерство в шорах
— Мой младший сын Кори (сейчас ему почти сорок) был тот еще фрукт. Наркотики, алкоголь — с чем только у него не было проблем. Когда в выпускном классе школы его арестовали за наркоторговлю, я был готов практически ко всему.
Правда, сначала просто хотел все отрицать. Ни один Херберт никогда даже не употреблял наркотики. А уж продавать их — это было что-то немыслимое. Я топал ногами, требуя, чтобы несправедливость устранили. Это не могло быть правдой. Только не мой сын. Поэтому я требовал следствия по всем правилам. Наш адвокат, однако, выступал против, а окружной прокурор даже предложил сделку — всего тридцать дней в тюрьме. Но я не соглашался. «Я не допущу, чтобы мой сын когда-либо оказался в тюрьме», — заявлял я. И был суд.
Но мы проиграли. В итоге Кори провел целый год в колонии для несовершеннолетних в Бриджпорте. На мой взгляд, это легло черным пятном на фамилию. За весь год я побывал у него дважды.
Когда он вернулся, мы почти не разговаривали. Я редко его о чем-то спрашивал, а он всегда ограничивался еле слышными односложными ответами. Он снова связался с дурной компанией, и через три месяца его опять арестовали — за магазинную кражу.
С этим я хотел разобраться потихоньку. У меня уже не было иллюзий, что он невиновен, поэтому я решил пойти на сделку, подразумевающую шестидесятидневный исправительный лагерь в горах Аризоны, где ему предстояло пройти программу выживания. Через пять дней я и жена, с Кори на буксире, сели на самолет, вылетавший из Нью-Йорка в Финикс. Я вез его «на перевоспитание».
Мы с Кэрол оставили сына в штаб-квартире организации. Видели, как его вместе с другими участниками программы сажают в машину и увозят в горы на востоке центральной Аризоны. Затем нас провели в комнату, где предполагался двухдневный семинар. На нем мы должны были узнать, как собираются перевоспитывать Кори.
Но узнал я не это. Оказалось, что, каковы бы ни были проблемы наших детей, перевоспитать следовало каждого родителя. И это изменило мою жизнь. Сначала я встречал все предложения в штыки: «При чем тут я? — кипело все во мне. — Я-то не принимаю наркотики. Это не я провел большую часть выпускного класса за решеткой. Это не я вор. Я человек ответственный, уважаемый — вообще президент компании!» Но постепенно понимал, что моя оборонительная позиция насквозь лжива. Я стал осознавать с болью и надеждой одновременно, что практически всю жизнь был закрыт шорами от жены и детей.
