Лу подошел к доске и немного исправил свой рисунок.
— Вот как можно изобразить то, что случилось с вами, — сказал он, стоя у доски. — Вы были зашорены по отношению к Лоре, но с Бадом и Кейт общались без самообмана. Заметьте: хотя вы не учитывали потребностей Лоры, находясь в шорах относительно нее, тем не менее вы сохраняли понимание того, что вообще может быть нужно людям, поскольку применительно к другим (Джефферсону и Стенаруд) у вас не было шор. Чувства, которые вы испытывали к Баду и Кейт, совместились с постоянным взыванием Лоры к вашей человечности, что в итоге и дало возможность избавиться от шор по отношению к ней.
Будучи зашоренными, мы действительно не можем ничего сделать, чтобы выбраться из этого состояния. Но то, что мы почти всегда одновременно и зашорены, и не зашорены, хотя и по отношению к разным людям, означает, что всегда есть возможность найти выход и избавиться от самообмана. Бад и Кейт вчера очень помогли вам: они создали открытую среду, в которой вы смогли ясно увидеть собственную зашоренность. Находясь в контексте своих отношений с Бадом и Кейт, вы задумались, что могли бы сделать для снижения зашоренности и устранения ее в отношениях с женой. Я бы сказал, что сильнее всего избавиться от самообмана касательно Лоры вам помогла одна вещь.
Я лихорадочно искал ответ:
— Какая же?
— Вы поставили под сомнение собственную добродетель.
— Что-что?
— Засомневались в своей добродетели. Будучи незашоренным, вы услышали то, что говорили вам Бад и Кейт о зашоренности. И смогли применить новые знания к собственному опыту. Незашоренная природа ваших отношений с Бадом и Кейт дала повод сделать то, чего мы никогда не делаем в шорах: вы усомнились, что действительно так хороши в других сферах своей жизни, как предполагали. И то, что вы увидели, вероятно, и изменило ваш взгляд на Лору.
Возможно, это произошло не сразу, — продолжал он, — но уверен, был момент, когда вам казалось, что вы увидели выход: обычное обвиняющее отношение к жене начало улетучиваться, и вы увидели ее в ином свете, чем за несколько секунд до этого.
«Именно так и было», — подумал я. Сразу вспомнил момент, когда почувствовал, насколько лицемерен мой гнев на Лору. Казалось, что все изменилось в мгновение ока.
— Правда, — сказал я. — Так все и было.
— Тогда нужно еще кое-что изменить в рисунке, — сказал Лу, поворачиваясь к схемам. Закончив, он отошел от доски и сказал:
— Вот так вы выглядели, уходя отсюда вчера вечером.
— Вы мыслили и чувствовали ясно. Лора казалась другим человеком: когда вы сняли шоры по отношению к ней, пропала необходимость преувеличивать ее недостатки и обвинять.
Херберт сел.
— С одной стороны, — сказал он, — все это удивительно. С другой, это самая обыкновенная вещь. В нашей жизни такое происходит постоянно, обычно по ничтожным поводам, которые быстро забываются. Все мы одновременно зашорены по отношению к одним и свободны от самообмана касательно других. Чем чаще мы сможем сбрасывать шоры, тем больше будет проливаться света на самооправдания, с которыми мы живем. Внезапно, благодаря людям, которые постоянно у нас перед глазами, и тому, что мы понимаем некоторые вещи, не будучи зашоренными по отношению к другим, сквозь шоры проникает человеческая суть тех, кому мы противостоим. И когда такое происходит, мы сразу понимаем, что нужно сделать: увидеть в них людей. Именно в тот момент, когда я вижу в ком-то человека с его потребностями, надеждами и тревогами, столь же важными, как и мои собственные, я сбрасываю шоры по отношению к нему. Однако остается вопрос, не надену ли я их вновь.
— Взгляните на это под новым углом, — вмешался Бад. — Вернемся к моей истории, — сказал он, указывая на схему рассказа о плачущем ребенке. — Когда у меня снова возникнет желание помочь другому, где я окажусь на этом рисунке?
Я посмотрел на доску.
— Вы снова будете наверху — там, где чувства.
— Точно так. Я снова сниму шоры и свободно сделаю другой выбор. Теперь я могу соответствовать этому чувству, а не изменять ему. Именно это, Том, — следование желанию помочь другим — и будет ключом к тому, чтобы больше не надевать шоры. Снова испытав это ощущение, я снял шоры; решив последовать ему, а не изменять, сделал выбор не надевать их вновь.
— Собственно, Том, — добавил Лу, — я уверен: вы вчера уходили с работы с чувством, будто должны что-то сделать для некоторых людей, и как можно быстрее. Да?
— Да, — признал я.
— И вы так и поступили, правда? — спросил Херберт.
— Да.
— Потому-то ваш вечер прошел хорошо, — сказал он. — Вы отбросили шоры по отношению к Лоре и Тодду, еще общаясь с Бадом и Кейт. Но главное, что вы не надели их снова, а сделали то, что посчитали долгом применительно к семье.
Слова Лу неплохо объясняли мои взаимоотношения с женой и сыном, но я не был так уверен касательно всего остального. Как можно ожидать, что люди сделают для других все планируемое? Это казалось каким-то неправильным.
— По-вашему, чтобы не надеть шоры снова, мне нужно постоянно делать что-то для других?
Лу улыбнулся.
— Это важный вопрос. Его нужно внимательно изучить — возможно, на конкретном примере. — Он помолчал. — Например, поговорим о вождении. Как бы вы охарактеризовали свое типичное отношение к другим водителям на дороге?
Я улыбнулся про себя, вспомнив обычные поездки на работу. Как-то погрозил кулаком водителю, который не стал замедляться, чтобы пропустить меня в поток, а потом, проложив себе дорогу, узнал в нем соседа. Как свирепо смотрел на водителя еле плетущейся машины, когда наконец его обогнал, и снова узнал в нем, к своему ужасу, все того же соседа.
— Честно говоря, я к ним почти никак не отношусь, — хмыкнул я, развеселившись. — Конечно, если они мне не мешают.
— Как будто мы с вами в одну автошколу ходили, — съязвил Лу. — Но интересно другое. Иногда я испытываю совсем иные чувства к водителям. Например, порой мне приходит в голову, что все они так же спешат, как и я, так же поглощены собственной жизнью, как и я — своей. И когда я отбрасываю шоры по отношению к ним, вижу в них совершенно других людей. Мне кажется, что я их понимаю, хотя, собственно, почти ничего о них не знаю.
— Да, — кивнул я, — знакомое ощущение.
— Отлично. Вы знаете, о чем я говорю. Держа этот пример в голове, перейдем к поставленному вопросу. Думаю, вас беспокоит: чтобы не надевать шоры, не придется ли делать для других все пришедшее в голову? Это может показаться утомительным или даже безрассудным. Правильно?
