Выдохнул Ник, а потом поцеловал Маргариту.
Двадцать первая глава.
Первая мысль, лихорадочно, будто бешеная лисица, взметнувшаяся в голове Маргариты, выглядела приблизительно подобным образом: "Господи, как невообразимо хорошо!" Она же была последней, потому что, потом девушку накрыла волна того самого, поглощающего разум и тело жара, который она уже испытывала однажды в объятиях мужчины, прижимавшего ее в данный момент к себе с пылом неопытного, но рьяного подростка.
Будто не было семи лет, проведённых далеко друг от друга. Будто вообще ничего не было в промежутке от давней, памятной ночи в отеле, когда Маргарита впервые испытала ощущение абсолютного счастья, до этой минуты, под старым, видавшим многое на своём веку, деревом. Ей казалось, ещё мгновенье, и она просто не сможет дышать от захлестнувших эмоций, потому что воздуха категорически не хватало, а сердце колотилось с бешеной силой. Жаркие, обжигающее руки скользящие по её спине, требовательные, но такие мягкие губы, превращающие вполне себе взрослую женщину в ту девчонку, которая, сбежав из отеля, шла по ночному городу, не в силах сдержать восторженную улыбку. Она помнила все это до мельчайших деталей и сейчас, словно вернулась на семь лет назад.
В какой-то момент Ник увлёкся настолько, что, сам того не замечая, прижал девушку к себе ещё сильнее, но тут же, опомнившись, оторвался от её, глядя на Марго мутным взглядом, будто только что выпил целую бутылку крепкого алкоголя, при чём не закусывая и залпом.
— Что? Опять сделаем хорошую мину при плохой игре? Станем в который раз изображать равнодушие? — спросила она с вызовом, хотя ноги подкашивались от плавящей тело истомы и желания принять горизонтальное положение, по возможности, рядом с этим горячим образчиком брутальности.
Глаза мужчины изучали раскрасневшееся лицо Барби, припухшие и чуть искривленные усмешкой губы, её взгляд, в котором она тщательно прятала ожидание его ответа.
— Что это вообще такое?
Голос Ника охрип, а дыхание слегка сбивалось, отчего слова звучали рвано. При этом руки его по-прежнему оставались все на том же месте. Одной ладонью он прижимал девушку к себе, расположив её прямо между лопаток, отчего Марго казалось, будто теплые волны из-под мужских пальцев разбегаются по всему телу, а вторую держал ровнехонько на округлом, весьма волнительным своими изгибами бедре.
— Почему именно ты? Почему именно от тебя у меня рвёт крышу? Я помню все до мелочей. Как ты выгиналась в моих руках, кусая губы, чтоб не закричать… Я так искал загадочную ночную гостью. Надеялся, что она поможет мне забыть одну весьма стервозную блондинку, потому что лишь той ночью я впервые не думал о Золотой девочке, накрепко засевшей в моей голове. Мне было невообразимо хорошо. А ты… Черт… Это оказалась ты….
Ник медленно, словно нехотя, убрал руки и отступил назад, хотя Марго с полной уверенностью могла дать голову на отсечение, этот шаг дался ему с трудом. Слишком горячо ей было от его взгляда. Она видела абсолютно ясно, насколько сильное влечение испытывает к ней этот красивый, умный мужчина.
— Я… я не знаю, как со всем этим быть… Но уверен в одном, если пойду на поводу у этого ненормального, безумного желания снова ощущать тебя, как тогда, ты вынешь мою душу и растопчешь её. Я не думаю, что готов страдать все последующие годы, когда Золотая девочка исчезнет в своём далёком царстве денег, понтов и всевозможной мишуры.
Маргарите захотелось ударить его. Сильно. Чтоб Ник ощутил ту боль, которая разрывала её сейчас на крохотные, колючие осколки от горьких, будто ядовитая микстура, слов. Захотелось крикнуть прямо в это потемневшее от еле сдерживаемой страсти лицо, что нет больше у Золотой девочки царства — королевства. Ничего нет. Кроме глубокой финансовой долговой ямы, из которой она пытается выкарабкаться всеми правдами и неправдами. Что сама Золотая девочка стала совсем другой. Что она выросла. Что, в конце концов, даже забыв имя Лехи Никитина, всегда помнила себя в его сильных руках и под тяжестью его тела, называя мысленно лишь старым школьным прозвищем. Что очень сильно соскучилась за эти долгие годы, рядом с чужими вовсе ей ненужными мужчинами. Что первый муж был лишь лекарством. Витаминкой в яркой обертке. Попыткой вылечить свой воспаленный разум от ежедневных мыслей о сероглазом парне, оставшемся где-то очень далеко. Что, впервые рассказывая второму супругу о своём прошлом, она расплакалась, когда Фёдор Михайлович вдруг сказал, гладя супругу по светловолосой голове, которую она положила ему на колени, расположившись прямо на полу подле сидящего в кресле мужа: "Глупенькая девочка, ведь это и была твоя первая любовь. Настоящая. Та, которая на всю жизнь. А ты сбежала…"
Тогда Марго всеми силами гнала от себя эту правду, но сейчас, глядя в лицо Лехи Никитина, она ясно понимала, умный, взрослый мужчина, годившийся ей в отцы во всех смыслах этого выражения, был прав. То, что Ник отстранился и снова собирается замкнуться, пряча свои чувства под замок, причинило ей безумно сильную боль, из-за которой хотелось завыть. Она желала Ника. Всего. Полностью и без остатка. Желала, чтоб он всегда был рядом, глядя вот этим тяжёлым взглядом лишь на неё.
Однако при этом Маргарита очень хорошо понимала, Леха Никитин совершенно прав. Тогда, семь лет назад, поведи она себя по-другому, был шанс. Сейчас — уже нет.
Даже если предположить, что сейчас он плюнет на все свои сомнения, что она не позволит ему уйти, совершенно очевидно, дальнейшее развитие событий им обоим принесёт лишь боль расставания, которое, однозначно, неизбежно. При этом Марго интуитивно чувствовала, Ника тянет к ней так же сильно, как и ее к нему, стоит приложить минимум усилий, Леха сорвется. Барби все это осознавала, но, тем не менее, девушке по-настоящему было больно от того, что он даже не пытается попробовать, рискнуть, коварным противоречиям назло.
Маргарита осторожно обошла Никитина и направилась в сторону дороги. Ей нужно было прогуляться, оказаться на максимально далеком, по возможности, расстоянии от этого мужчины. Хотя бы на полчаса. Потому что, эти резкие скачки высокого напряжения между ними вымотали её дальше некуда.
— Стой. Ты куда.
Ник шагнул было ей вслед, но тут же остановился.
— Послушайте, Алексей Леонидович, от всей души, с глубоким троекратным русским поклоном, идите Вы к черту. Надоели, сил никаких. Вы хотите меня, я хочу Вас, все очевидно, но нас разделяют… Как это говорят… Непреодолимые противоречия. Так что, давайте-ка перестанем заниматься ерундой. Я завтра вернусь в свой дом, авось не прибьет никто. А даже если и прибьет, поплачете на могилке, может быть, положите розочку в память о бывшей однокласснице, которая стала необычайно ценным работником для вашей компании. И, да… Решайте, нужен Вам дом или нет. Хватит заниматься садо-мазохизмом. Хотите его выкупить, забирайте, а работать на Вас я больше не буду.
Маргарита бросила замершему Нику последнюю фразу, а потом снова пошла прочь, в глубине души загадав, если позовёт и остановит, отдаст ему всю себя, без остатка.
