– Лена, смотри…
Олег попытался остановить, но Кайгородова только отмахнулась:
– До понедельника все пройдет, Ефремов ничего не заметит. Олег, давай вместе выпьем, на брудершафт.
Распив бутылку, они пошли в спальню, упали на кровать и стали целоваться. Олег поначалу был робок, нерешителен, но Кайгородова знала, как расшевелить его. Опыта общения с мужчинами ей было не занимать.
Настал миг, когда их отношения должны были перейти на качественно другой уровень, но ничего не случилось. Киселев спасовал, засмущался и вышел из спальни.
«Ничего! – усмехнулась про себя Елена. – Не мытьем, так катаньем, но я приручу тебя, мальчик!»
На другой день Кайгородова закурила при Олеге, хотя знала, что он не выносит табачного дыма.
– Лена, мне кажется, что мы делаем что-то не то. Вино, сигареты… Разве так ты пойдешь на поправку? Я бы посоветовал тебе отказаться от вредных привычек.
Кайгородова повернулась к нему. Губы ее мелко подрагивали, в глазах стояли слезы.
– Вредные привычки? Что ты о них знаешь? Ты с похмелья ни разу в жизни не болел, а меня учить взялся? Ты думаешь, я не знаю, как из пике выходить? Я ломку на ногах переносила, думала, все, умру, не доживу до новой дозы, но ничего, живая осталась.
– Лена, я… – стал оправдываться Олег.
Но Кайгородова не слушала его.
– Когда ломает по-настоящему – кажется, что с тебя, с живого, мясо с костей сдирают, и суставы выворачивает так, словно на дыбе висишь. Я через это прошла и возвращаться не собираюсь. Но есть период реабилитации, когда организм требует яда: вина, сигарет. Если позывы к наркотикам не заглушить вовремя, то наступит мнимая ломка, а она точно такая же, как настоящая…
Кайгородова села на табурет, заплакала навзрыд, уткнув лицо в ладони.
– Ты думаешь, я не знаю, как вы со мной поступите, когда все закончится? – всхлипывая, прошептала она. – Вы вышвырнете меня на помойку, отбросите в сторону, как использованный презерватив. Я вам нужна только на время, так что не надо о моем здоровье заботиться. У меня, видать, на роду написано – умереть под забором, никому не нужной.
Оперативник ласково положил ладонь на ее плечо, но она сбросила руку и завизжала:
– Уйди, уйди, гад, не хочу тебя видеть! Ты брезгуешь мной как женщиной, ты только поучаешь меня, а помочь не хочешь! Иди и скажи своему другу: я лучше вены вскрою, но вам помогать не буду. Уйди, тварь, с глаз моих, или я прямо сейчас в окно выброшусь!
Киселев поспешно покинул квартиру. Весь день и всю ночь он не находил себе места.
«Зачем я так? – корил себя Олег. – Лена пытается выкарабкаться, а я к ней со своими советами лезу. Я ведь не знаю, как тягу к наркотикам заглушить, а советы даю: не кури, не думай о вине».
В понедельник утром к Кайгородовой примчался Ефремов.
– Я не понял, что за дела? – с порога резко спросил он.
Девушка засмеялась:
– Твой друг решил из меня пионерку сделать, а я уже вышла из пионерского возраста. Все договоренности в силе. Дай закурить!
Ефремов бросил пачку «Примы» на стол.
– Я на сигареты для тебя уже столько денег потратил, что сам скоро на махорку перейду.
– Потерпи немного. Скоро с сигаретами проблема решится. Когда работать начнем?
– Клиент в Москву умотал, уже второй раз за неделю. Как объявится, так приступим.
– Я готова в любой момент! Спектакль разыграю так, что ни один адвокат не придерется.
Кайгородова не обманывала. Она твердо решила выполнить все, что от нее потребует Ефремов.
«Это, конечно, скотство – идти на поводу у ментов. Но, с другой стороны, – размышляла она, – если я встану в позу, Ефремов упрячет меня в психушку. Это, конечно, не катастрофа. Больше года в „закрытом корпусе“ держать не будут. „Полечат“ для виду и выгонят на все четыре стороны. В психушке я не пропаду, но год, год моей жизни пройдет взаперти, среди слюнявых идиотов и шизофреников! Стоит ли терять целый год ради того, чтобы показать фигу ментам? Нет, конечно. Предложение Ефремова надо использовать на всю катушку. Крышу над головой предоставили, вино, сигареты, таблетки принесут. Захочу, тот же Ефремов со мной в кровать ляжет и будет меня ублажать, как самую любимую женщину на свете. Пока я им нужна, менты по мелочам ерепениться не будут, если сильно не хамить. С Ефремовым я общий язык нашла, а с мальчиком Олегом искать не надо – он у меня через неделю ручным станет, ноги в тазике будет мыть, если попрошу. Сколько продлится это благоденствие? Два или три месяца – следствие, потом суд, приговор, кассация. Полгода уйдет, не меньше. За это время я свяжусь с братом, и он достанет опиума или „колес“ с кодеином. Полгода приятной, беззаботной жизни – разве это не кайф? Ради этого стоит „друга“ детства за решетку упрятать».
В среду Киселев набрался смелости и приехал мириться.
– Лена, прости, ты в прошлый раз меня не так поняла. Я не то хотел сказать…
– Это ты меня прости, – тихо ответила Кайгородова. – Нервы ни к черту. Срываюсь на ровном месте.
Она закусила губу, посмотрела Олегу в глаза. По ее виду оперативник понял, что девушка хочет сказать что-то важное, но не может решиться.
– Лена, ты…
– Дай мне слово, – потребовала Кайгородова, – что ты не выгонишь меня, пока вся эта история не закончится.
– Господи, о чем ты говоришь! – вздохнул с облегчением Киселев. – Живи сколько хочешь!
Олег решил, что настал подходящий момент исправить воскресную оплошность, но Кайгородова не подпустила его к себе.
– Потом, – пообещала она. – Все будет потом. Я от тебя никуда не денусь. Дай мне немного окрепнуть, в себя прийти.
Киселев оставил на столе пять пачек сигарет «Родопи», бутылку сухого вина, продукты на несколько дней и уехал домой, счастливый и радостный.
«Лена – самая лучшая девушка из всех, кого я встречал. Другая бы на меня смертельно обиделась, а она простила. Умница! Я сделаю все, чтобы она поскорее выздоровела».
32
После первого визита в Москву Сергей Козодоев еще дважды вылетал в столицу, где в торговом представительстве Вьетнама подписывал документы об образовании российско-вьетнамской фирмы «СибирьХанойПромИнвест», о выпуске векселей, о предложении банкам предоставить кредит под залог имущества СГТС. Приступая к финансовым операциям, Козодоев пытался вникнуть в смысл документов, потом плюнул на эту затею и стал ставить подписи не глядя, лишь бы попасть в строку, на которую указывал нотариус.
Каждый раз, возвращаясь из Первопрестольной, Сергей думал: «Не кинет ли меня Джо? В том ворохе бумаг, что я подписал, легко скрыть положения о передаче всех активов СГТС третьему лицу, какой-нибудь тайно образованной фирме. А документы на английском? В них-то что написано? В следующую поездку потребую перевести все документы на русский язык… Только что толку? В этих проклятых векселях и транзакциях сам черт ногу сломит».
