- Так избавься от них. Залезь в реку и утопи.
- А если сам сдохну? А если во мне коротнет электрика?
- А как ты ее подпитываешь?
- Солнечная панель. А в жопе у меня пара емких стеклянных батарей.
- Ясно… Ну так что? Прогуляемся?
- Я не могу!
- Почему?
- Не могу!
- Боишься?
- Я… я… да! Боюсь!
- Ты вышел под стволы экзов, Колиус. Мне кажется ты давно готов сдохнуть и уже нихрена не боишься…
- Ее гнев… посмотри что машинный гнев сделал со мной?
- Может быть еще что-то хуже?
- Куда хуже?
- О – подняв забрало, я усмехнулся – Ты поверь, Колиус – ты еще в сраном шоколаде. Есть такие измененные, что ты по сравнению с ними настоящий красавчик. Чего тебя бояться?
- Глобкон жесток…
- Если система узнает – скажешь, что я тебя заставил. И тебе поверят – система знает, кто я такой и что могу.
- Как ты круто о себе любимом…
- Ну я же не друид, что всю жизнь подлизывает жопу системе.
- Тоже верно… Почему ты не убил меня? Я вроде неплохо горю…
- Мне нужен кратчайший и быстрейший путь сквозь твою территорию. Путь в обход всех системных полусфер. И не говори, что в твоей роще не растут стальные глазастые грибы.
- Растут.
- Есть маршрут по слепым зонам?
- Есть.
- Так отведи нас.
- А… а что мне с этого?
- А что ты хочешь, Колиус? Могу тебе матку вырвать – в буквальном смысле. Ту, которая муравьиная… Хочешь?
- Чтобы муравьи начали трахать меня вместо нее? Нахер. Пусть вечно рожающая сука живет.
- Тогда что?
- Пока не знаю… но возможно сегодня я захочу умереть. Так чтобы на клочки… и чтобы это было не самоубийство. Понимаешь?
- Отведи нас к Рио Рохо.
- Куда именно?
- Руины. Мне нужны сраные речные руины.
- Я отведу. А взамен, если мое желание окрепнет, а глаза станут болеть еще сильнее…
- Захочешь – убью. А могу забрать с собой – если вырвем у тебя из жопы отслеживающее устройство.
- Ты идешь в речные руины? Те, которые я не смог поглотить? Ты идешь к обитающему там дракону? И веришь, что сумеешь выжить? Остановимся на том, что если я попрошу – ты разнесешь меня на клочки на подступах к руинам. И убедишься, что растоптал мои вылетевшие мозги всмятку. Чтобы меня не смогли оживить…
- Хорошо.
- Тогда входите. Добро пожаловать в сады дьявола…
***
Когда торжественная часть закончилась, диагноз подтвердился – болтун.
Гриб на колесах болтал без умолку. И чем больше он говорил, тем сильней я подозревал, что он находится под перманентным кайфом. Это… чувствовалось. Я сам недавний наркоман и сегодня впервые ощутил легкую тягу к эльфийским слезам. Что-то вроде сладкой тоски по крохотным полупрозрачным таблеткам, что дарят так мало и много одновременно.
Колиус говорил и говорил. Если его перебивали – не обижался. Если грубо обрывали – просто на ходу менял тему. И опять говорил, говорил… Металлические широкие колеса едва слышно поскрипывали, изредка не землю лилось что-то вонючее и кишащее червями. Колиуса это не смущало – раз упомянув, что не контролирует ритм своих испражнений, потому что не считает правильным сдерживаться, он протяжно прогудел невидимой жопой и забыл об своих льющихся под ноги отходам.
Я, идя рядом с внедорожником, прикрываясь как машиной, так и колесным грибом, внимательно слушал, заодно рассматривая нового знакомца.
Тут больше от черепахи, чем от гриба. Под пористыми толстыми наростами отчетливо виднелся кое-где роговой панцирь, причем в паре мест он нес на себе следы пуль, а вон там, спереди и слева, пробил неглубокую борозду тесак. Кто-то сражался с этим грибом – но довольно давно, судя по тому как заплыли и сгладились от времени эти следы. Пористая масса напоминала какой-то мягкий камень, но если взглянуть поближе, то становились различимы тонкие плотно сплетенные воедино серые пучки. Волосы. Черепаший панцирь порос густой плотно сбитой в единый колтун шерстью, что набрала в себя пыли и превратилась как в дополнительный дом для муравьев, так и в еще один слой брони. Не знаю как пуля, но не каждый мечник сумеет прорубить эти «навесные» доспехи. Больше наружу ничего не выходило – ни рук, ни головы. Но я заметил что-то вроде двух изогнутых бревен по бокам панциря. И понял, что если не руки, то дополнительные опоры у Колиуса имеются. При таком телосложении это нелишне – если перевернешься вверх колесами, то надо что-то достаточно сильное, чтобы вернуться в правильное положении. Хотя кое-что все же торчало – две антенны. Одна коротенькая, закрытая исцарапанным черным пластиком. И вторая длинная, тусклая. Венчали эту колесную «красоту» цветы. Выглядело как гребаное надгробие. А что… удобно – заранее установил и не паришься. Сдох, упал – могилка готова. Еще на заднице имя и даты жизни выбить для полноты картины…
Муравьи… их тысячи. Они повсюду. Мелкие отродья казались испорченным активным камуфляжем, что «мотался» по туше Колиуса из стороны в сторону, изредка замирая и снова приходя в движение. Часть ссыпалась на землю и пропадала. Дважды откуда-то сзади вылетели крылатые крупные муравьи, сопровождаемые сонмом тварей поменьше. Колиус, хотя его никто не спрашивал, тут же пояснил, что так он «рождает» новые ульи. В его роще больше пяти сотен муравейников. Одна из его главных задач – восполнять бреши в муравьиных крепостях. Самшитовую рощу надо охранять постоянно. И никто кроме муравьев этого не сделает.
Он рассказал, что первые годы считал свою новую жизнь своего рода искуплением. Раз согрешил и убил деревья и птичек – искупи свою вину. Но прошел десяток лет и его фанатизм иссяк. Он понял, что его без всякой веской причины превратили в мерзкого призма с колесами в брюхе. Он понял, что Маме, она же сучья система, просто плевать на его чувства, на его давнюю исповедь, на искренность и веру и искупление. Машине посрать на чувства гоблинов. Она вынесла бесстрастный приговор… и забыла о бывшем друиде. А он медленно сходил с ума…
И ведь сошел… да, он сошел с ума и на пару с лишним лет… просто выпал из жизни. Когда он вдруг пришел в себя, выйдя из странноватой психопатичной комы, то обнаружил, что… продолжает исправно выполнять свои обязанности. Он все также патрулировал окрестности, наворачивая круги по медленно расширяющейся роще, он продолжал регулярно докладывать, хотя ему никто не отвечал… Он сошел с ума, он провалился в черное безумное забытье… а его тело продолжало верой и правдой служить системе. После этого он… смирился. И одновременно пришел в себя, разом исцелившись от всех лишних мыслей и психических хворей. А зачем психовать, если всем посрать? Даже собственному уродливому телу посрать на желания бунтующего разума…
