— Хороша твоя подруга была, ничего дурного не скажу. Мне понравилась! — хохотнул Герман.
— Ну, было и было, подумаешь? Мужиком больше, мужиком меньше, — Макаров отмахнулся. — От вас не убудет. Ты расскажи лучше, пока есть время, что же с Ромой нашим приключилось? Страсть, как знать хочется! Очисти душу. Я ж понимаю, что там не всё так просто получилось. Мороза голыми руками было не взять, — он покачал головой, словно соглашаясь с самим собой. — Я, прям, зауважаю тебя, если ты провернула что-нибудь этакое, — Макаров подмигнул, но взгляд его при этом оставался холодным и цепким.
У Оли зачесались глаза от попавшей пыли. Или от нахлынувших воспоминаний.
— Молчишь… Вот и подружка твоя теперь молчит. А было время — пела соловьём, да всё про денежки. Тоже красивой жизни хотела. Грозилась на весь белый свет ославить, дурилка картонная. Допелась. Не научили в детстве рот на замке держать.
— А лично мне по хрен, что там произошло! — Герман вытер локтем пот с лица. — Меня всё устраивает, но будет ещё лучше, когда всё закончится.
Оля по полшажочка, очень медленно, шла вдоль стены, приближаясь к лежащему фонарю. Когда до него оставалось метра полтора, огляделась, прикидывая, как поступить. В то же время Тищенко двигался параллельно на расстоянии вытянутой руки от неё.
— Я никогда ничего не рассказывала никому. Даже тёте Вале.
— Тё-те Ва-а-ле? — глумливо протянул Макаров. — Прикидываешься или на самом деле ничего не понимаешь? «Спокойной ночи, малыши» твоей тёте Вале вести. Ты вообще в курсе, что это она всё устроила?
Оля замерла. Слова Макарова больно резанули по ушам.
— Ромка сразу догадался, кто пожар устроил. Да он уже давно присматривался, принюхивался. У Мороза черти в учителях ходили. Ржал, что старая курица решила его обмануть и свои делишки в ресторане прикрыть. Проворовалась твоя тётка. Для неё налево работать — как в туалет сходить. Кукушка мерзотная. Мало ей было. Надеялась твоей тощей шкуркой грехи свои отмолить, да только Морозу тебя на один зуб хватило бы. Кожу бы с неё, с живой, содрал потом. Так что, повезло Вальке, сама сдохла.
Оля коротко вздохнула. Где-то глубоко внутри у неё закрадывались мысли о том, что тётка могла быть причастной к тому, что произошло с ней, но до последнего не хотелось в это верить.
— И на что этой старой грымзе деньги были нужны? — спросил Гуциев.
— Она и квартиру продала вторую, ту, которая за девкой числилась. Не постеснялась, Ромку посодействовать просила, а тот уж ко мне обратился, — Герман достал из кармана белоснежный носовой платок и высморкался.
Создавалось впечатление, что между ними всеми завелась дружеская или светская беседа.
— Да на полюбовника она своего тратила! — полковник почесал бычью шею. — Не знаю, кто уж её приходовал, я бы посмотрел на этого оленя. Да видно, оно того стоило, раз Валька самого Морозова не побоялась.
— Прям, заговорённая семейка! Слышь, Макар? Эти — тётка с племянницей. Одна на белом глазу обворовывает, ничего не боится. Вторая, вообще, амазонка безмозглая. Куда Ромку дела?! Где спрятала, а? — Гуциев вытер слёзы смеха, выступившие на глазах.
Оля молчала.
— Отстаньте от неё. Чего теперь пытать. Считай, долг свой перед роднёй выполнила. Дала тётке пожить, да пожировать перед смертью, — полковник встал у жарочного шкафа, разглядывая плитку под ногами. — Ты уж извини, что такой расклад у нас получается, сама понимаешь: нам есть, что терять. Подожди ещё немного — встретишься на том свете и с тёткой, и с подружкой своей. А потом и друга милого жди. Не задержится.
Оле стало невыносимо жарко. Она тяжело дышала, не сводя взгляда с фонаря.
— Ну, где тут что? В какую сторону расчищать? Иди сюда!
Оля резко вытянула руку, повернула голову вправо и пересеклась глазами с Германом. Его зрачки сузились в мгновенном понимании и оценке происходящего. Одновременно они кинулись к единственному источнику света. Девушке удалось первой схватиться за рукоять и завести руку далеко за спину. Тищенко сбил её с ног, но Оля со всей силы успела ударить фонарём по стене. Пластиковый корпус лопнул. Девушка умудрилась ударить ещё раз, хоть и вскользь, прежде чем, свет померк, и она оказалась прижатой к полу.
— Да чтоб тебя!!!
Герман, схватив Олю за ворот, развернул её к себе, больно приложив затылком об плитку, и наотмашь ударил по щеке. Незамедлительно последовал новый удар. Вспышка жгучей боли на миг лишила девушку сознания, но тут же привела в себя потоком хлынувшей горячей крови из носа. Тяжёлые удары и пощёчины сыпались без перерыва, наполняя кухню влажными хлюпающими звуками.
— Убьёшь ведь раньше времени! — Гуциев стал оттаскивать Германа за плечи.
— Задушу гадину… — натужно хрипел в ответ Тищенко.
— Да погоди ты немного! — гаркнул полковник, и рука Германа зависла в нескольких сантиметрах от лица Оли. — Обещаю, отдам её тебе! Души, режь, хоть живьём сожри, только дай дело закончить. Пусть разгребёт то, что осталось. Найди что-нибудь, подсветить. Свечи, зажигалку…
Слова доносились до Оли сквозь нарастающий пульсирующий гул в ушах. Достаточно ли прошло времени, чтобы помещение наполнилось газом? Она, закашлявшись, перевернулась на бок. Кровь заливалась внутрь по стенке гортани, нос совершенно не чувствовал запахов. Губы занемели, превратившись в одну кровоточащую распухшую рану.
Гуциев похлопал себя по карманам.
— Зажигалка в машине осталась, я быстро! — он бегом кинулся в коридор, по дороге несколько раз споткнувшись о разбросанные вещи.
— Тащи её сюда.
Герман пнул Олю по рёбрам, заставляя подняться. Она с трудом оперлась об пол дрожащими руками, чувствуя, как тёплые капли крови падают и стекают между пальцами.
В коридоре послышались шаги.
— Идёшь ли? Тебя только за смертью посылать! — пробурчал Макаров.
Гуциев не ответил. В проходе темнели фигуры и отчётливо слышалось свистящее дыхание.
— Что? — Макаров двинулся им навстречу.
— Стой, где стоишь! — неожиданно раздался голос Мезенцева. — Оля, ты где?
— У него пистолет! — взвизгнул Гуциев.
— Серёжа, — Макаров замер, — ты что-то попутал, родной.
— Оля, иди ко мне.
Со стороны Макарова послышалось шевеление, затем раздался щелчок предохранителя.
Волосы на голове девушки зашевелились. Она медленно развернулась и почти вплотную прошла мимо Германа.
— Не глупи, Мезенцев, — негромко произнёс Макаров, — дело-то копеечное. Обещаю, ничего с тобой не сделаю. Это ж я так, шутил. Гриша, ты как?
— Он мне пушку в бочину упёр! — голос Гуциева дрожал.
— Отпусти его, Мезенцев! Ты же сам во всём этом по уши… Сука ты, падаль, да я вас вместе закопаю!
— Заткнись! Оля, быстро ко мне! Выходи наружу. Не слушай его!
