— Кто он?
Следователь развёл руками.
— Пока неизвестно. Но следы, оставленные в квартире, красноречиво говорят о том, что между ней и неизвестным были интимные отношения. На это указывают: стол со следами приёма пищи и распития шампанского, а, так же, следы… гм… следы интимной близости на постели. Дверь дома была не заперта по всей видимости несколько дней, пока не вернулись родственники, — следователь вытащил прозрачный пакет и с помощью салфетки положил серьги внутрь. — Ваша подача, Ольга Павловна.
— Там мои отпечатки, — густо покраснела Оля.
— Разберёмся, — выжидающе посмотрел мужчина.
— На вторую серёжку я наткнулась в машине Сергея Мезенцева. Макаров приказал ему отвезти меня к нему в дом в Плещеево. Но Серёжа не стал этого делать. Я сама уговорила его доставить меня к ним, потому что… — Оля поискала глазами хоть какой-нибудь источник воды. — Потому что хотела выяснить подробности гибели своей подруги Марины Шагиной. А потом всё закрутилось… — она покачала головой. Сергея ранили. И я бы никогда не подумала, что это он, но, тогда откуда в его машине появилось это? — Ольга кивнула на пакет.
— Разберёмся. Значит, вы утверждаете, что гражданин Мезенцев может быть причастен к смерти гражданки Груздевой?
Оля сжалась на стуле, словно из неё выкачали воздух.
— Я говорю только то, что знаю…
Следователь задумался, теребя пальцами узкие губы. Затем взял телефон, набрал номер.
— Кто из экспертов на месте? Хорошо, жду. Из оперативников? Понял. Сейчас зайду, — взяв несколько листков, положил перед Ольгой. — Процедура знакома? Начинайте, Ольга Павловна. Прошу вас излагать только сухие факты. Где, когда, при каких обстоятельствах. Всё понятно?
Оля обречённо кивнула. Комок внутри заворочался, наматывая, словно на вилку, все её внутренности.
К Лаврику она вернулась поздно, пошатываясь от усталости и пережитого.
Она видела, как из больницы доставили Мезенцева. Атмосфера в отделении казалась предгрозовой. Сотрудники мрачно и немногословно занимались своим делом, бросая в сторону Ольги тяжёлые взгляды. Нет, в них не было ненависти или подозрения. У одних она вызывала профессиональный интерес, у других уязвлённое самолюбие. Через приоткрытую дверь кабинета она услышала громкую фразу, брошенную кем-то: «Серый, как же?!..» И тут же мимо прошествовала целая процессия из нескольких человек, в середине которой шёл Мезенцев. Рука его была перевязана и прижата к груди. Сверху накинута куртка. Оля не могла увидеть его глаз, но заметила восковую голубоватую бледность небритого профиля.
Теперь ей стало по-настоящему страшно. Если она сделала ошибку, то это означало следующее: она предала одного из самых близких ей когда-то людей, сделала несчастной всю его семью, навлекла на него подозрения и нанесла несмываемое пятно на его репутацию. И уж яснее ясного, навсегда испортила себе жизнь, лишившись самоуважения и веры в лучшее.
Перед зданием полиции стояла машина Мезенцева. Вокруг неё собрались эксперты, которые копошились снаружи и внутри автомобиля.
— Его жена истерику устроила, ты бы слышал! — один из экспертов по пояс залез в салон.
— Твоя бы тоже заголосила, — ответил второй, открывая багажник.
— Чёртов городишко. И чего не живётся людям?
— Скучно, наверное.
Оля задержалась неподалёку от них, но очень скоро её попросили не мешать.
Где-то внутри, в одном из кабинетов, возможно даже в том, где Сергей иногда выпивал со своими сослуживцами, сейчас эти же сослуживцы и коллеги допрашивали его. Раненого. Не готового к тому, что происходит. Сказали ли ему, что это она, Ольга Павловна Валеева, его подруга детства, соседка, девочка, влюблённая в него много лет назад, сделала всё, чтобы следователь поверил ей и отдал приказ арестовать его.
Старик что-то паял за столом в комнате. Когда Оля вошла, сдвинул очки с носа, но ничего не спросил. Девушка упала на кровать, отвернулась к стене и закрыла глаза.
***
— Я ведь Полину спрашивал, с кем она водится здесь в Чудове, — тихо говорил Павел. — А она всё смеялась. Говорила, что ничего серьёзного, мол, опыта набираюсь! — глаза его блеснули. — Это как?! — в бессильном гневе посмотрел на Олю. — Получается, без стыда, без совести мне об этом говорила?! Мне, брату! Разве мать этому учила? Получается, съездила отдохнуть, насмотрелась тамошних дел и давай крутить и вертеть хвостом? Что же у вас там, в Москве, все так?
— Я не знаю, правда. Все люди разные. А с кем она набиралась… опыта? Извините…
— Почём я знаю? Оторвал бы этому учителю всё на хрен! На куски бы порвал! Получается, попользовался Полькой, и в расход… И всех их… Как же никто не понял, что не человек, это вовсе, а маньяк?! Что же все молчали вокруг? Как такое возможно?! Я слышал, что с вами случилось, — Павел поморщился, когда его взгляд коснулся её лица. Грим не спасает от отёков и корок вокруг ссадин. — Они сделали это с вами. Значит, это кто-то из них убил мою сестру?
— Я тоже так думала.
— Думали?! А сейчас нет?! — Павел даже отшатнулся от неё, услышав признание.
— Я надеюсь, что во всём разберутся. Правда, Павел, если относиться ко всему с холодной головой и сопоставить некоторые факты…
— Да о чём вы мне тут толкуете?!
У парня, похоже, начиналась истерика, и Оля заметила, что они стали привлекать внимание персонала и пациентов.
— Я обещаю вам, что буду держать вас в курсе. Поверьте, я сделаю всё возможное, чтобы выяснить всё. Чего бы мне это ни стоило. Меня не убили один раз… — Оля споткнулась, чуть не добавив: «…и второй».
— Хватит ли у вас сил и желания противостоять? Иногда мне хочется просто взять ружьё и перестрелять этих тварей, которые нас и за людей не считают, — Павел ещё раз внимательно посмотрел на Олю. — Зря вы так раскрасили себя. Не надо. Пусть люди видят то, что с вами сделали. Вам нечего стыдиться. Если вам понадобится помощь, обращайтесь. Я у друга остановился, вон в том доме, — парень указал на двухэтажное строение на другой стороне улицы. — Второй этаж, направо. За матерью надо смотреть, и с похоронами решить, — Павел поёжился, приподняв воротник. — Мне жаль, что с вами такое случилось, — он встал, натянул кепку на голову и, не прощаясь, сгорбив плечи, зашагал по парковой дорожке.
***
Чудов, восемь лет назад
…Оля обернулась и подняла голову. Половину освещённого окна занимал чёрный силуэт Морозова.
Голые колени и кисти рук свело от страха и от холода. Спина закаменела, как будто в позвоночник вросла железная спица. Отупение навалило от того, что она сама не понимала, что теперь должна делать. Бежать? Прятаться? Изображать дикого зверя, на которого Морозов решил поохотиться? Что за дьявольские игры? Разве способен человек так поступить с другим человеком?!
В растерянности огляделась, успела сделать несколько шагов, когда воздух вздрогнул от выстрела за спиной. Медленно, слишком медленно, чувствуя, как не слушаются ноги, побежала вперёд в темноте. Где-то там белеет в сумерках куст сирени, словно маяк в чёрном бушующем море.
