В свете фонаря лес был похож на туннель. Вокруг стояла полная тишина.
Я шёл, притворяясь, что не боюсь.
* * *
В субботу я проснулся от скрежета когтей.
Я сполз с кровати, подошёл к окну и выглянул.
Бабушка убирала листья граблями. Я полностью раздвинул занавески, она подняла голову. Мы уставились друг на друга. Вскоре она вернулась к своему занятию.
Я съел быстрый завтрак и вышел наружу. Вершина горы пряталась за медленно ползущим серым облаком. Бабушка сгребала листья в небольшие кучки.
Дома у нас был симпатичный сад. Мама любила за ним ухаживать.
– Тебе помочь? – спросил я бабушку.
– Можешь привезти тачку, – она кивнула на сарай.
Сарай был обителью хаоса. В полумраке таились газонокосилка, вёдра с краской, кипы газет, поленница и прислонённый к столу ржавый велосипед. К стене привалилась тачка. Я поставил её на колесо и протолкнул через беспорядок.
Мы работали молча. Бабушка сгребала влажные листья, а я закидывал их в тачку и свозил в компостную кучу. Внезапно бабушка выпрямилась, схватилась за бедро и выгнула спину. Я почувствовал укол страха. Через несколько секунд она продолжила работу. Теперь она выглядела ещё старше.
– Тебе точно стоит этим заниматься? – спросил я.
– Почему нет?
– Вдруг тебе тяжело.
Она засмеялась и продолжила сгребать листья. Удивительно, как она похожа на маму, когда смеётся. Я отвернулся.
Гора решила сменить свои цвета: папоротник стал тёмно-коричневым, трава серо-зелёной, гранит – чёрным. Над деревьями я видел белую воду, которая издавала холодный ровный шум. Ещё я видел дорожку. Вероятно, она отходила от главной дороги.
– Куда она ведёт?
Бабушка смотрела хмуро. Сначала она даже не поняла, о чём я говорю.
– К холмам, – сказала наконец она. – И к ферме Бенедиктов.
Она продолжала сгребать листья.
– Что ты думаешь о волке? – спросил я.
– Я же говорила, это чушь.
– Но тот фермер в неё верит.
– Нет никаких волков, – сказала она, глядя на меня как на идиота. – Их не было здесь уже сотни лет.
– А что, если были?
– Ты фантазер, как твоя мать.
Я покраснел. Чтобы скрыть это, пришлось сесть и долго собирать листья по одному.
Грабли брякнули. Я поднял голову и увидел, что бабушка согнулась чуть ли не пополам.
– Бабушка?
Она не двигалась.
– Бабушка? – я подошёл поближе, и, не дождавшись ответа, положил ей руку на плечо.
– Я в порядке! – она отбросила мою руку.
Немного постояв так, она распрямилась, поморщилась и, схватившись за живот, ушла в дом. Через окно в кухне я смотрел, как она наливает себе стакан воды и уходит из поля зрения. Гладкая птичка мышиного цвета подлетела к коттеджу, спряталась под крышей, вылезла и снова улетела. Я не видел бабушку. Птичка вернулась и скрылась в дыре, где у неё, видимо, было гнездо. Я пошёл проверить, что с бабушкой.
– Ба-аб! – позвал я.
В коттедже было тихо.
Я спешно обошёл дом и увидел её в гостиной. Она полулежала в кресле с закрытыми глазами и поникшей головой. Морщинистая рука покоилась на коленях.
Она была мертва, я так и знал. Но вдруг её грудь поднялась и опустилась, а во рту её что-то как будто щёлкнуло, когда она вздохнула. Прямо как мама, когда та спала.
Когда ты умираешь, твоё тело больше не издаёт звуки. Ты всё теряешь. Даже вещи принимают это как должное. Например, сон.
Я снова вышел и обогнул дом снаружи.
По дороге струилась вода. С деревьев капало. Я пересёк подъездную дорожку и пошёл по дороге до того места, где она начинала подниматься вверх. Ветра не было. Я слышал только бурление воды в канаве и далёкий рёв потока.
Вскоре асфальт сменился травой. Через несколько минут я остановился. Я уже поднялся довольно высоко. Подо мной был лес, в котором прятался покрытый тёмным шифером коттедж. Где-то за деревьями бежала главная дорога. С одной её стороны была деревня, с другой – озеро. Я поднялся так высоко, что видел подножья гор на дальней стороне долины. Повернувшись, я отправился дальше. У края дороги стояли лохматые чёрные овцы. С их шерсти свисали комки грязи и навоза. Они были смелее обычных овец. Меня преследовали их подозрительные взгляды.
Дорога упёрлась в каменную стену с приставленной к ней деревянной лестницей. Шум воды усилился и был похож на шум водопада. Слева, где-то в миле от меня, стоял дом – видимо, ферма Бенедиктов. К ней из долины вела крутая дорога, но я не увидел, как до неё добраться отсюда. Каменистая тропинка за стеной вела наверх, внутрь облака.
Я взобрался по лестнице на стену и слез с другой стороны по другой лестнице. По влажной траве я добрался до потока, который срывался с утёса в чёрное озерцо. Тонкие голые деревья стояли по его краям. Из озерца поток торопливо бежал дальше.
Несколько минут я смотрел на водопад, но потом вернулся на тропинку. Чем выше я восходил по ней, тем холоднее становился воздух. Когда я вошёл в облако, свет внезапно померк. Обернувшись, я уже не мог разглядеть ничего дальше двадцати ярдов.
Начал падать снег. Снежинки легко ложились на мою куртку. Впереди стояли несколько чёрных овец. Когда я приблизился к ним, они отошли на безопасное расстояние. Кроме одной. Она лежала очень странно, и снег падал на неё.
Подойдя ближе, я заметил, что её шерсть была скорее тёмно-коричневой, чем чёрной, а на шее багровела отметина. Наверное, её поставил фермер, чтобы обозначить, что это его овца. Мне показалось, будто она спит. Или, может, больна. Я поискал палку, чтобы ткнуть её, но не нашёл. Поэтому я просто кинул в неё своим белым камнем.
Камень упал на овцу и скатился на землю, но она не шелохнулась. Её рот был распахнут. Жёлтые глаза остекленели. Несколько секунд я просто смотрел, потом поднял мой камень с земли. На шее багровела не метка, а кровь. Овца была мертва.
Снег медленно покрывал её лохматую шкуру.
– Эй!
Я резко развернулся.
По снегу ко мне быстро приближался длинноволосый мужчина. Я развернулся, чтобы убежать, но споткнулся об овцу и упал. Пытаясь встать, я проехался ладонью по её мокрой шкуре.
– Ты чо с ней сделал?
Я побежал.
– А ну вернись!
Я сбежал в туман. Минуту спустя оглянулся, но погони не увидел. Тогда я остановился. Воздух был ледяным. Я сложил руки, чтобы подуть на пальцы, и увидел овечью кровь. Снег падал на мои ладони и таял, смывая её.
Я присел и вытер руку о траву.
В тумане, совсем рядом, вырос силуэт. Я не двигался, даже когда он изменил направление и пошёл в мою сторону. А потом из тумана вынырнул он: большой пастуший пёс с белым пятном на глазу. Он двигался быстро. А я не мог двигаться, мог только смотреть. Тут я понял, что нужно что-то делать, иначе мне конец. Я встал и поднял руку, чтобы метнуть в пса камень. Пёс замер.
