– Ладно?
Я вздохнул. Бабушка почему-то улыбнулась.
Я смотрел, как она уезжает. Когда её машина скрылась из виду, я вышел из деревни и пошёл по дороге в сторону озера.
* * *
Дождавшись полуночи, я встал, залез в рюкзак и вынул содержимое. Взяв его в руки, я медленно спустился вниз. Не включая света, я переложил свой груз в раковину. Потом вышел в прихожую и тихо снял куртку с вешалки. Я просунул руки в рукава, открыл заднюю дверь. Потом вернулся к раковине, вынул из неё свой груз и вышел наружу. Было жутко холодно. Бетонная дорожка так замёрзла, что ходить по ней было больно. Я присел у края газона. Жёсткая от изморози трава хрустела как бьющиеся кристаллы, когда я опустил на неё свою ношу. Моё дыхание превращалось в облачка. Вытянув руки в стороны, чтобы не заляпать кровью пижаму, я вернулся в кухню к раковине. Я рискнул даже включить свет, когда мыл руки. Несколько красных капель упали на линолеум. Я вытер их тряпкой и отнёс её наверх, чтобы спрятать в рюкзаке. Отдёрнув занавески, я подтащил к окну стул и сел, опустив голову на подоконник.
* * *
Запищал будильник. Я проснулся в своей кровати. Я не помнил, как в ней оказался. Наверное, сам лёг. Я не должен был спать, поэтому злился сам на себя за то, что разрушил свой же план. Я подскочил к окну. Всё вокруг немного плыло: наверное, я ещё не до конца проснулся. Потом я увидел: мёртвый барсук лежал на бетонной дорожке в лучах утреннего солнца.
Приманка не сработала.
Глупо было надеяться, право. Если волку и было что-то нужно, то это была живая добыча. К тому же волк – скрытное животное. Зачем ему спускаться в долину, где можно наткнуться на людей? И зачем рисковать, приближаясь к чему-то, что пахнет человеком, пахнет мной.
Если только он не хотел найти меня.
Я окинул взглядом холмы и плывущие над ними облака. Пора готовиться к школе. Я зевнул, пошёл в ванную, почистил зубы, и только тогда понял.
Я сбежал вниз.
Барсук лежал на дорожке. Но я оставил его на траве.
Я присел рядом с барсуком. Он лежал в тёмной луже. Кровь? Я опустился на четвереньки и понюхал. Не кровь. Моча.
Собака бы съела барсука. Только дикое животное не стало бы. Только волк. Он пришёл, осмотрелся и помочился на труп. Но зачем?
Это было предупреждение. Или насмешка.
Неожиданный шум заставил меня обернуться. В ванной горел свет. Я побежал в кухню, нашёл там пакет, выбежал обратно и сунул в него барсука. Шурша пакетом, я взбежал по лестнице прежде, чем вышла бабушка.
Глава 42. Долина
Под ногами шуршали мёртвые листья, но на ветках над моей головой уже появлялись почки. Когда бабушкин красный Фиат выехал на дорогу, я бросил приманку в лесу и прокрался обратно в коттедж. Я переоделся, взял из корзины у двери дубинку, налил воды из-под крана в бутылку и сунул нож за пояс. Мягкая линия тени сползала по горе, прячась от встающего за холмами солнца. Я пошёл навстречу ей.
Моё сердце стучало об рёбра, моя дубинка стучала об землю.
Он чего-то хотел.
Волк может услышать сердцебиение за милю.
Почуять адреналин.
Я был добычей.
Дубинка стучала об землю. Каменки летали над зимней травой. Свежие побеги папоротника, свернувшиеся, как кулачки младенца, готовились распуститься. Вода с грохотом спускалась с горы.
Волки любят высокие хребты. С них просто заметить добычу внизу. Мне на ум пришли красные точки на карте Шеридана. На хребтах над двумя долинами.
Я добрался до лестницы через каменную ограду и пошёл по тропинке дальше, к водопаду.
До того места, где я видел мёртвую овцу, и дальше. Выше, чем прежде. Деревня за моей спиной. Ферма Бенедиктов. Ясное, чистое небо. Далеко в долине низкое солнце отражалось в озере.
Впереди – вершина холма. Снег покрыл её и заполнил расщелины на склонах. Здесь просто увидеть и быть увиденным.
Гора как будто навалилась на меня всем своим весом, пока я поднимался. Полчаса. Час. Тропинка стала тоньше. Ничего не двигается, только полосатые жаворонки мелькают в воздухе и пропадают, садясь в траву.
Я остановился. Передо мной лежали экскременты. Прямо на дороге – нарочно. Облепленные пушистой шерстью, ни следа пыли. Я присел и ткнул их ножом. Волки метят территорию, как предупреждение для других волков. Помёт – их язык. Я разрезал его ножом. Пошёл пар. Значит, недавний. И его точно оставил хищник: внутри был непереваренный кусок шершавого овечьего копыта.
Это было приглашение. Отметка на карте.
Я пошёл дальше. Путь к вершине преграждали высокие валуны. Я понял, что мне придётся карабкаться, а не идти. Кратчайший путь к хребту был справа от меня. Я свернул с тропы и пошёл по крутому, почти вертикальному склону. Двадцать минут спустя я, вспотевший и тяжело дышащий, стоял у хребта.
Другая сторона была ещё круче той, по которой я поднялся. Вертикальная и каменистая. Я шёл по хребту как по лезвию бритвы.
Утро перешло в день. Вершина горы надо мной становилась тем больше, чем ближе я подходил. Я вспомнил Бака из «Зова предков», который тянул сани через заснеженные перевалы.
Я дошёл до подножия вершины и полез вверх. Здесь было много надёжных мест, за которые можно было зацепиться. За спиной раздался рык реактивного самолета. Я обернулся и через плечо наблюдал за чёрным истребителем. Блеснув кокпитом в лучах солнца, он скрылся из поля зрения. За ним следовал режущий уши рёв.
Щёки болели от ледяного воздуха. Перед вершиной закружилась голова. Мои кроссовки сцепились со сланцем, заскользили по льду. Секундная неустойчивость, и я стою на вершине мира.
Зелёные и гранитные горы. Огромные. Внизу, в долине, я был в их тени, в плену. Здесь, наверху, я как будто нашёл путь к свободе. Я нашёл путь к свободе. На западе блестело море. На юге – залив. На востоке виднелись Пеннинские горы, а на севере терялась в морской дали ветряная ферма.
Теперь, если я был ему нужен, – он увидит меня, услышит меня, учует меня.
Я стоял на вершине, и воздух холодил меня.
В горах звук путешествует дальше. Может быть, воздух здесь реже из-за тишины. Теперь я слышал разговор двоих, идущих по хребту за моей спиной. Между нами добрых полмили, но слышно так, будто они стоят от меня в нескольких ярдах. Я не разбирал слов, но, судя по постоянному быстрому щебетанию, они говорили о ерунде. А потом я услышал другой звук, точно он был близко.
Вой.
Я не был уверен, откуда он исходил. Не из бабушкиной долины, но, может быть, из другой, за ней. Я пытался понять, из которой. От вершины расходилось несколько хребтов, как спицы в колесе.
Снова вой.
Я выбрал.
Я нашёл протоптанную тропинку. В животе заурчало, и я пожалел, что не взял еды. Я стукнул дубинкой по камню.
