Не знаю, сколько прошло времени – час, два, три. Когда запертая дверь вдруг открылась и в номер, ставший моей тюрьмой, заглянул какой-то совершенно незнакомый мне человек, одетый как все эти „повстанцы“, в подобие военной формы без знаков различия. И сказал мне на почти правильном французском – что он хочет вытащить меня отсюда, и я должна идти за ним и во всем его слушаться, если хочу жить.
На улице лил дождь, что облегчило нам побег. Так как все мятежники сидели под крышей, и к тому же мой провожатый дал мне плащ-дождевик с капюшоном – как я успела заметить, у повстанцев так одевались только главари и те, кто был к ним приближен. Мы с деловым видом прошли по улице до того места, где стоял джип, там к нам присоединился второй неизвестный мне, с коротким автоматом. Мы сели, завели машину, и поехали. Тут лишь я вспомнила про тех, с кем приехала сюда – сеньор Лопес из министерства пропаганды и его шофер – на что один из моих спутников сделал выразительный жест, показав что этим беднягам уже никак не помочь.
Нас пытались остановить лишь на выезде из городка – двое бандитов с ружьями стояли посреди дороги. И я впервые увидела, как у людей головы разлетаются как тыквы, у моих спутников были пистолеты с толстыми стволами, глушащими звук. Мы поехали дальше, и тут я спросила, не будет ли за нами погони, там ведь еще стояли машины, и джипы, и грузовики. На что услышала ответ:
– Не заведутся, по крайней мере быстро. Мы доставим вас в столицу в сохранности, мадмуазель – но пожалуйста, помолчите!
Мужланы! Я обиженно молчала почти всю дорогу. Которую мы преодолели за два или три часа (все же не асфальт, и во время дождей), но к счастью, наш джип ни разу не застрял. Мы въехали в столицу, не привлекая ничьего внимания – ужасно, ведь так и мятежники могут ворваться! – и меня высадили возле „Сервантеса“, где я проживала. Причем они не спросили у меня адрес – значит, знали его?
Я спросила лишь на прощание, кого мне благодарить? Услышала в ответ:
– Военная контрразведка Гватемалы. Доброй ночи, мадмуазель!
И умчались в ночь (уже стемнело). А мне навстречу уже выбежали друзья – Карлос, Рикардо, Эрнесто! Я рассказала о своем чудесном спасении – им, а наутро еще какому-то важному военному чину с погонами, и наконец, вот везение, после обеда следующего дня меня представили самому Президенту! И я снова говорила о том, что пережила, во всех подробностях. Хотя моих собеседников больше интересовали не мои чувства, а видела ли я у мятежников танки и пушки. Кажется, мне не слишком верили – тот важный чин даже спросил, а не могло ли быть, что повстанцы прятали свою технику, всякий раз когда я могла ее увидеть? Но я видела танки на параде в Париже, в Праздник Освобождения – и знаю, как они шумят, рычат и лязгают, я бы обязательно услышала это, даже запертая в своей тюрьме. Потому я поклялась, что сама наблюдала лишь несколько десятков бандитов, на немногих джипах и грузовиках, и больше ничего. Чин с погонами предположил, что это, должно быть, была разведка перед главными силами вторжения. Тут я ничего не могу сказать – я же не офицер!
Я лишь спросила этого военного, несомненно занимающего высокую должность – могу ли я после взять интервью у тех героев из контрразведки, которые меня спасли? Поскольку, до того дня я даже не знала, что у этой скромной страны есть что-то подобное нашей Секретной Службе. И была даже обижена, встретив в ответ непонимание, и даже удивление – я понимаю, что это дела тайные, но разве плохо, если в Европе будут знать, что у Гватемалы есть и такие герои?
(заметка на полях – вот что значит, всего полтысячи личного состава на двести с лишним километров границы, т. е. фронта вторжения. Об эффективном контроле над территорией и говорить нельзя – тем более при полном отсутствии навыков гарнизонной и караульной службы. Очень характерное пренебрежение рутиной – для повстанцев, а не солдат. На протяжении всей кампании, „линия фронта“ была более чем проходима!).
Ретроспектива. Гватемала (столица Гватемалы). Отель „Сервантес“, июнь 1954.
– Арбенс что, не понимает – когда революция в опасности, надо отбросить все, что мешает, и драться без правил! Как русские большевики в семнадцатом. У Маркса ведь сказано, что „революция, это самое насильственное, самое ломающее нормы явление“!
– Арбенс не большевик. Хочет, чтобы все было „по конституции“. И „что подумают о нем в мире“. Есть армия – пусть она и воюет.
– Вообще, и в Европе так принято – гражданские, вне войны. Это лишь у русских по-другому.
– Потому что русские – самые революционеры и есть. Ленин был у кого?
– А нам что делать? Сами бы на фронт пошли – так оружие не дают! И прямо мешают – сказав, что мы сами организоваться не имеем права, это не по закону.
2 июня одна из „колонн“ мятежников решилась атаковать селение Гуалан, где был военный гарнизон – лейтенант и 30 солдат гватемальской армии. В итоге, понеся потери, армасовцы в панике отступили, бросая оружие.
В этот же день, другая колонна мятежников, наступающая на Моралес, была рассеяна с воздуха, атакой одиночного штурмовика АТ-6 ВВС Гватемалы. Имея потери, армасовцы и тут бежали в полном беспорядке.
3 июня мятежники мятежники пытались высадить морской десант (20 человек) в Пуэрто-Барриос (порт на Атлантическом побережье), одновременно с атакой наземной „колонны“ численностью в 150 человек, наступающей с востока, с территории Гондураса. При поддержке артиллерии (одна батарея 7бмм орудий) и авиации (один штурмовик АТ-6), правительственные войска полностью разгромили врага, захватив их корабль „Сиеста де Трухильо“ с грузом оружия и боеприпасов, а также взяв 20 пленных (из которых, 11 – граждане Гондураса, 1 – Сальвадора). Один самолет Р-47 мятежников подбит огнем с земли, разбился при вынужденной посадке на территории Гондураса (восстановлению не подлежал).
В этот же день такой же по численности десант (около 20 человек) был высажен в Сан-Хосе. Одновременно в районе Часперино были сброшены парашютисты, с борта Си-47. И эти десанты были разгромлены – причем в уничтожении второго приняли активное участие крестьяне-добровольцы из местного кооператива, вооруженные охотничьими ружьями, и даже палками и ножами. Что послужило поводом для обвинения гватемальской стороны (в ОАГ и даже ООН) в „неконвенционых методах ведения войны“, со стороны Никарагуа, Гондураса и США.
Результатом всех этих боев было паническое заявления Армаса о „невозможности развивать наступление за пределы 12-мильной демилитаризованной зоны в условиях вражеского господства в воздухе“.
Авиация мятежников включала в себя – 3 истребителя „тандерболт Р-47“, 4 бомбардировщика В-26, 2 транспортных (также могли сбрасывать бомбы и листовки) „дуглас Си-47“, после начала операции из США были перегнаны еще два „мустанга Р-51“. Главной базой был… международный аэропорт Манагуа, столицы Никарагуа (даже не стали, ради приличия, летать с расчищенной площадки где-то в джунглях). Но ведь заявил Сомоса во всеуслышание, что „для борьбы с коммунизмом в Гватемале, с охотой предоставит свою территорию, и любые ресурсы“. Формально эти самолеты числились в составе ВВС Никарагуа, однако несли гватемальские опознавательные знаки (или же, не имели никаких). Никарагуанцы же предоставили, кроме аэродромов, еще свой наземный техсостав (и все работы по техобслуживанию), США обеспечивали поставки ГСМ, боеприпасов, запчастей, ну а пилотами были наемники самых разных национальностей (в большинстве, американцы). Кроме перечисленной техники, еще наличествовали на момент вторжения, один „Лайтнинг Р-38“ (двухместный ночной перехватчик с РЛС), один гидросамолет „каталина“ и несколько легких связных машин („сессна“ и „пайпер“) – которые не числились за Сомосой, поскольку были переданы армасовцам от ЦРУ еще до его заявления.