Чанк-чанк. Чанк-чанк.
Чанк-чанк. Чанк-чанк.
Чанк-чанк. Чанк-чанк.
* * *
Аянэ отказалась отпускать его руку.
Тени сошли с поезда на станции Киген, затерявшись в толпе и клубах дыма. Среди них были и Кин с Аянэ. Железнодорожная станция состояла из нескольких широких бетонных платформ, залитых черным дождем, окруженных забором из колючей проволоки и ржавыми остовами товарных вагонов. Над Кигеном, как второе солнце, парил величественный силуэт «Плавучего дворца» Феникса. В почерневшей бухте покачивались парусники Дракона. Вдали слышались звуки работающего завода: свист пара, шипение дыма, уплывающего в закатное небо.
Кин и бойцы Кагэ стремительно двигались по улицам – тени в толпе. Жители Кигена уже вовсю праздновали, из каждого саке-бара, ночлежки и борделя Даунсайда неслись звуки пьяного разгула. Императорская свадьба, даже если ее устроили на скорую руку, должна была продлиться несколько дней. По традиции, накануне церемонии жених и невеста встречались с семьей и друзьями. А на следующее утро, как только Богиня Солнца появится из-за горизонта, они свяжут себя брачными узами.
Если, конечно, ничего не случится.
– Вы в порядке, Кин-сан? – спросил Даичи через плечо, стуча новой тростью по булыжнику.
– Всё хорошо, Даичи-сама.
– Держись поближе, – прохрипел он. – Вряд ли местные Кагэ вам обрадуются.
Кин взглянул в широко распахнутые испуганные глаза Аянэ.
– Скоро они изменят свое мнение, – пробормотал он.
Они несколько раз возвращались назад, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Каори и другие Кагэ шли разными маршрутами. Но наконец все встретились у грязного дома в западных трущобах Даунсайда, недалеко от трубопровода. Даичи четыре раза стукнул, закашлялся, приподнял угол косынки и сплюнул черную слизь на булыжник, потерев ребра. Кин следил за улицей, внимательно изучая каждого нищего, каждую шлюху на углу, каждого пьяницу, выходящего из таверны или бара. В животе у него стучали крыльями железные бабочки. Ладони были покрыты потом. Пальцы одной руки переплелись с дрожащими пальцами Аянэ.
Дверь открыла маленькая жилистая женщина и пригласила их внутрь. Она носила темную одежду, а волосы заплела в косу. Бровей у нее не было, а розовая и блестящая кожа на лице выглядела так, как будто ее недавно ошпарили.
– Даичи-сама. – Она низко поклонилась. – Для нас большая честь принимать вас.
– Серая волчица. – Даичи накрыл свой кулак ладонью и тоже поклонился. – Это Кин-сан и Аянэ-сан.
Кин почувствовал, как старуха смотрит прямо сквозь него.
– Гильдийцы…
– Я ручаюсь за них, – сказал Даичи. – Они рисковали больше всех, чтобы оказаться здесь сегодня вечером.
Женщина закусила щеку изнутри, повернулась и пошла по узкому коридору. Троица последовала за ней мимо захламленной кухни, где над литой раковиной стекала кровь с подвешенных тушек крыс-трупоедов. Затем она спустились по винтовой деревянной лестнице в подвал. Даичи сильно хромал.
Почти всё пространство занимал широкий дубовый стол, на котором лежала карта города Киген, а по ней, тут и там, среди лабиринтов улиц, расположились фигурки из трех или четырех разных шахматных наборов. Каори стояла у лестницы и разговаривала с человеком размером с небольшой дом. Вокруг них толпилось еще несколько десятков людей – молодые и старые, мужчины, женщины и даже дети. Когда Даичи вошел в комнату, все замерли и уставились на него с нескрываемым обожанием и облегчением в глазах, накрыв кулаки ладонями.
– Друзья мои, – улыбнулся старик. – Мои братья и сестры.
– Отец. – Каори указала на стоящего рядом большого человека. – Это друг Юкико, Акихито-сан.
– Даичи-сама. – Здоровяк, хромая, выступил вперед и низко поклонился. – До нас дошел слух, что вы ранены. Мы рады, что вы с нами.
– Акихито-сан. – Даичи похлопал его по плечу, и его голос немного задрожал. – Юкико-чан часто рассказывала о тебе.
– Как она? Почему не с вами?
В комнате послышались перешептывания. Многие закивали в знак согласия.
– Танцующая с бурей занята на севере.
Кин заметил: Даичи так сформулировал фразу, что она не выглядела явной ложью.
– Я уверен, что мысленно она с нами. Но одной ей не вытащить эту страну из пропасти. Когда вы слишком сильно верите в кого-то одного – в меня, в Танцующую с бурей, в кого бы то ни было, – вы упускаете из виду силу внутри себя, друзья мои. Каждый из нас должен рискнуть всем. Ведь каждому из нас есть что терять, если мы проиграем. – Он закашлялся и вытер губы тыльной стороной ладони. – Мы потеряем всё.
Даичи оглядел комнату, посмотрел в глаза всем – каждому мужчине, каждой женщине и ребенку. В их взглядах Кин видел неуверенность, какую он и сам чувствовал. Еще отчаяние. Даже страх. Они понимали, что старик слаб. Эта болезнь. Трость. Рука, прижатая к разбитым ребрам.
– Мужайтесь, братья и сестры, – сказал Даичи. – О сегодняшнем дне вы будете рассказывать своим детям. Сегодня вечером мы сделаем еще один шаг, чтобы сбросить иго чи-монгеров и освободить эту нацию раз и навсегда. Мы принесем рассвет после долгой черной ночи. Мы принесем огонь в самые темные уголки мира. Они говорят, что лотос должен цвести. Мы говорим, что он должен гореть.
– Гореть, – раздался в ответ нестройный хор голосов.
Даичи облизнул губы. Взгляд его серых холодных глаз переходил с одного члена Кагэ на другого.
– Повторите, – сказал он громче. – Лотос должен гореть.
Теперь к хору присоединилось больше голосов. Ответ прозвучал сильнее:
– Гореть.
Даичи покачал головой, голос стал жестче, и в нем зазвенела сталь.
– Произносите это слово так, будто от этого зависит ваша жизнь.
Теперь они зазвучали в унисон. Голоса всех, кто был в комнате, кроме Кина и Аянэ.
– Гореть.
Теперь закричал и Даичи, черпая силу у них, а они у него – идеальный круг пламени, воли и ярости.
– Представьте, что только вы и отделяете эту страну от полной гибели!
– Гореть!
– Рабство ваших детей!
– Гореть!
– Конец всему, что вы знаете и любите!
– ГОРЕТЬ! – взревели они, сжав кулаки, оскалив зубы, плюясь слюной. – ГОРЕТЬ!
– И именно это мы и сделаем. – Старик кивнул, глядя на шахматные фигуры на карте.
Взяв черную императрицу, он поместил ее на завод по переработке чи.
– Сожжем все. Дотла.
Кин молча смотрел, как старик разбил Кагэ на группы: уличные засады, штурм дворца, бригады бойцов для моста. Он смотрел, как местные получают оружие: серпы кусаригама, железные тэцубо, дубинки, кривые ножи и даже старая катана в потрепанных ножнах для Даичи. Лица повязаны платками, шляпы надвинуты до самых прищуренных глаз. Объятия и поцелуи на прощанье. Рукопожатия и пустая бравада, звенящая в напряженном смехе. Он смотрел на людей вокруг, людей из всех слоев общества, объединенных ненавистью к тому, кем он был раньше.
