– Боги сердятся, – выдохнула Аиша. – Наступает час расплаты.
– Аиша, я должна вытащить тебя отсюда.
– Как ты понесешь меня, Мичи-чан? Сама?
Они услышали далекий гул – железные двери гудели под тяжелыми ударами. Раздавались крики, требующие открыть от имени разных кланов: Тигра, Феникса, Дракона.
– Ты не сможешь унести все эти машины, Мичи. – Теперь Аиша смотрела на нее без слез. – Это – мои легкие. А это – сердце. Без них я бы уже давно обрела покой, который заслужила.
– Но я не могу просто оставить тебя здесь!
– Нет. – Аиша посмотрела ей в глаза с легкой грустной улыбкой на лице. – Конечно, не можешь.
Мичи моргнула, приоткрыв рот и пытаясь дышать.
– Нет, этого я не сделаю никогда…
– Я бы сделала сама, – горько улыбнулась Аиша. – Но, если бы я могла поднять клинок, я бы не просила тебя об этой милости.
– Аиша, нет…
– Не будет свадьбы. Не будет сёгуна. – Аиша облизнула сухие потрескавшиеся губы. – Не оставляй меня вот так, подруга. Они достаточно поиграли с моими костями. Выдернули меня из тихой тьмы на жалкий дневной свет. Покажи, что я им больше не принадлежу, Мичи. Скажи им, что меня больше нет.
Мичи не могла дышать. Ничего не видела из-за слез.
– Я не могу…
– Последнее семя Казумицу. Так меня называли. Как будто это всё, чем я была. Просто утроба, чтобы произвести на свет еще одного наследника этой проклятой империи. А знаешь ли ты, что они сделали, Мичи? Боги, да это и представить невозможно.
Аиша уставилась в пространство, и ее голос затих до едва слышного шепота.
– Я была слишком слаба, чтобы принять семя Хиро. И он совсем не хотел меня в моем нынешнем состоянии. Но род Казумицу нуждался в драгоценном наследнике. Гильдии нужно было укрепить легитимность своего сёгуна. Знаешь, что они сделали? – Она стиснула зубы, выплевывая слова: – Они вставили в меня металлическую трубку. При помощи смазки. Как будто я животное, Мичи. Как будто я – животное.
– О боги…
– Великий Идзанаги, избавь меня от всего этого. – Аиша подняла глаза к потолку, голос дрожал. – Смилуйся надо мной, Великий Создатель. Хотя бы сейчас смилуйся надо мной.
– Аиша, я не могу…
– Можешь.
– Не могу.
– Ты должна.
Мичи задержала дыхание, зажмурилась, снова и снова качая головой. Она слышала далекий звук тяжелых ударов по железным дверям. Треск дерева.
– Помнишь, я спрашивала тебя, когда ты схватила меня за руку, – сказала Аиша. – Я спрашивала, готова ли ты сделать всё, что я попрошу. Помнишь?
– П-помню.
– Не заставляй меня умолять тебя, Мичи. Просто освободи меня от мук.
– О боги…
В комнате воцарилась тишина, которую нарушали только гудение и щелчки проклятых машин. Машин, которые обрекли Аишу на эту полужизнь-полусмерть и вынуждали ее томиться во мраке, оскверненной чудовищами. Мичи стиснула зубы, заставила себя вдохнуть полной грудью, пробуя на вкус дым и кровь, металл и смазку, и желчь ненависти.
Из глаз Аиши текли слезы.
– Мне очень страшно…
Мичи погладила ее по щеке окровавленной ладонью, ее пальцы дрожали.
– Всё будет хорошо, Аиша.
Женщина закрыла глаза, погрузилась в себя, нырнув в тихую тьму, черную, как утроба, из которой она появилась на свет, и обрела спокойствие, безмолвное и глубокое. Грудь ее мерно вздымалась и опускалась. Затем она открыла глаза, и Мичи увидела в этом силу, ту старую силу, которая и бросила вызов нации.
– Попрощайся со мной, Мичи-чан.
Мичи наклонилась и поцеловала ее глаза – сначала один, потом другой, – и почувствовала вкус соли на губах. Аиша не разомкнула веки даже после того, как Мичи отстранилась. Лицо ее выглядело таким безмятежным, будто она спала.
– Прощай, моя госпожа, – сказала Мичи.
Игла для волос пронзила бледную с синими прожилками кожу Аиши, ее бесчувственную плоть. Один раз. Второй. Еще десяток. Без красоты. Без искусства. И без боли.
Кровь лилась и текла – вялая, густая, яркая на сияющем золоте в руке Мичи. Машины у кровати задрожали, застонали, словно не желая отпускать ее. Глаза Аиши оставались закрытыми, она мягко ускользала от пыток к мирному сну. Это была не печальная смерть женщины, уходящей в своей постели в окружении любимых после долгой счастливой жизни. И не смерть спасителя. И не смерть героя.
Но, по крайней мере, было тихо.
Тихо и темно.
Мичи заставила себя не сводить глаз с лица Аиши. Мгновения тянулись медленно. Прошла целая вечность, наполненная дрожью и стонами этих ужасных машин, и, наконец, последовал мягкий выдох. Нежный, как руки матери. И тогда наступила тишина.
И хлынули слезы.
52
Иллюминация
Ловушки расставлены, наживка движется, цель всё ближе.
Акихито притаился за грудой ящиков с глиняной бутылкой, полной чи, в одной руке и тэцубо в другой. Услышав звук приближающихся тяжелых шагов, он кивнул Кагэ, сидящему на другой стороне переулка. Мелкая Мясничиха выскочила из-за угла, не переставая грязно ругаться, а за ней, грохоча, неслось с полдюжины бусименов. За ними следовал неуклюжий железный самурай, шипя и извергая чи из силового блока, в доспехах о-ёрой цвета старых костей. Сверху на них спрыгнули шестеро Кагэ с копьями нагамаки и прижали бусименов к земле. Из укрытия поднялся Акихито и швырнул бутылку чи в грудь самурая.
Возможно, на широком поле боя эти доспехи и наводили ужас. Но здесь, в тесных лабиринтах Кигена, под белыми шлемами попросту не было видно, что происходит чуть в стороне. Этим и воспользовались тени. Железный самурай отступил, подняв свои чейн-мечи, и в это время из укрытия появился Кагэ и швырнул горящий факел.
Самурай вспыхнул и закричал, пытаясь сбить пламя, пылающее на его золотой накидке. Огонь проник под шлем, и кожа под ним покрылась пузырями. Акихито взмахнул тэцубо двумя руками и чуть не снес голову солдат с плеч. Тот рухнул на спину и меж железных клыков, украшающих лицевой щиток шлема, хлынула кровь. Вздрогнув, Акихито наклонился и схватил чейн-катану павшего самурая. Вокруг собрались другие Кагэ. Двоих они потеряли в бою. Большинство были совсем мальчишки. Стражники двигались большими патрулями, сражались жестоко. Поэтому их преимущество, заключавшееся в неожиданном появлении, быстро исчезало. Акихито знал, что скоро железные самураи начнут двигаться по улицам упорядоченными колоннами, и тактика засад Кагэ потеряет смысл. Он надеялся, что они дали Даичи достаточно времени.
– Порядок. – Акихито посмотрел на небо. – Пора отступать. Разбивайтесь на группы и двигайтесь к арене. Там нас подберут. Вперед.
Кагэ двинулись дальше, ненадолго притормозили у входа в переулок, а затем выскользнули на улицу и рассыпались, как сухие листья. Акихито тоже был готов двинуться, когда с навеса над головой на него спрыгнул дымно-серый комок и уставился на него ярко-желтыми глазами.
