Ее пугало то, как легко он отбросил ее в сторону. Но если эта мысль и заставляла ее плакать, то дождь делал всё возможное, чтобы скрыть ее слезы.
На третий день в сером расплывчатом рассвете она заметила зазубренные вершины на островах среди волн под ними. Некоторые были размером с дом, другие – не больше щепки. Как будто под водой спрятался огромный зверь, открыв пасть к небу и обнажив зубы из темного камня. Ближе к полудню Юкико заметила обломки: останки покореженного неболёта, потерпевшего крушение над маленьким островом; на гондоле можно было заметить кандзи Гильдии. Позже, когда солнце, словно пес, которого пнули, покатилось за горизонт, Юкико могла поклясться, что увидела развалины другого неболёта, более тяжелого, бронированного, подготовленного к сражениям. И на его гондоле было нацарапано больше знаков Гильдии. Возможно, один из них они и преследовали в буре, но точно она не знала.
Такие штормы означают погибель для любой команды облакоходов – и Гильдии, и прочих. Надо быть полным безумцем, чтобы лететь сюда снова и снова. Зачем?
Ветер выл, словно стая рычащих волков, рявкал гром, и мороз покусывал кожу острыми зубами. Через несколько мгновений Юкико заснула, из последних сил вцепившись в шерсть Буруу, несмотря на переполнявший ее страх, что ее сдует, словно тряпичную куклу с карниза. Чем дальше на север они продвигались, тем сильнее сверкали молнии – ослепляющие, словно заградительный огонь ковровой бомбардировки, приводившие ее в коматозное состояние. В глазах мелькали черные полосы, в ушах стоял звон от ударов грома. Лил холодный дождь, действуя как обезболивающее, отправляя ее, насквозь промокшую и замерзшую, во временное небытие.
Утром четвертого дня она проснулась из-за кошмара. Ей приснилось, что она падает на острова, видневшиеся вдали. Некоторые из них напоминали огромной высоты башни, изогнутые под невозможными углами, как пальцы со сломанными и вывернутыми в разные стороны суставами. Другие казались плоскими, словно припали к земле, обезглавленные мечом разгневанного бога. Они были сделаны из чего-то похожего на черное стекло, которое сверкало, точно лезвие бритвы, когда молния целовала их края, окутанные дождем и туманом.
Буруу, ты меня слышишь? Это Острова-Стилеты?
Нет ответа. Лишь волны вожделения в его разуме и яд усталости, отражающий ее собственную отчаянную усталость. Самка была уже совсем близко – так близко, что он чувствовал ее. Но он так же ощущал, что время спаривания с ней почти закончилось, что запах исчезает, точно отцветающие в конце весны цветы. И каждую вену, каждый мускул, каждый уголок его разума наполняло отчаянное желание найти ее до того, как она совсем остынет.
Время тянулось медленно, долго. Они летели низко, сквозь жалящие соленые брызги. Сначала Юкико показалось, что это мираж – лихорадочное видение, вызванное отсутствием нормального сна и безжалостной атакой бури. Но когда она всмотрелась в воду цвета крови внизу, она поняла, что под поверхностью океана за ними следуют какие-то существа. Змеиные хвосты рассекают зыбь, во рту плотно торчат острые, словно иглы, зубы, скрежеща о волны, спина утыкана шипами, напоминающими спинные плавники глубоководного тунца. Большие глаза размером с ее кулак, желтые, с вертикальным узким зрачком, как у кошки.
Юкико видела их изображения на стенах в кабаках, на рубашках игральных карт. Она видела их изображения, вытатуированные на руках соотечественников. Она думала, что они давно вымерли и исчезли. Но тогда она думала то же самое и о грозовых тиграх.
Морские драконы.
На вид чудища были совсем небольшими, всего лишь вдвое длиннее роста человека. Яркая чешуя, выпученные глаза и зубастая ухмылка. И хотя они не поспевали за Буруу, отставая и заставляя океан гневно пениться и бурлить, сам их вид наполнял Юкико холодным ужасом. Она открыла Кеннинг и пыталась достучаться до сознания Буруу, пока из носа у нее не потекла кровь и ее не начало трясти. Но он проигнорировал ее призывы, не ответил ни на один ее крик. И тогда она обнаружила, что крепко хватается за него, заставляя подняться выше над поверхностью, под которой скрывались эти монстры. От напряжения ее подбородок и губы залило кровью. Глаза закрылись. Сердце колотилось как ненормальное, а череп раскалывался от боли.
Юкико трясло от страха и истощения, болел живот, и ветер царапал кожу. И вот уже к ним потянулись обсидиановые щупальца, возникающие из тумана, как тени голодных мертвецов. В горле пересохло, а зубы застучали, когда она открыла рот, чтобы смочить дождем горло. Закрывая глаза, она увидела вспышку молнии над кожей. И вдруг, среди ревущего шторма и ветра, воющего между зазубринами черного стекла, она услышала этот звук.
Слабый гром хлопающих крыльев.
Буруу заскулил, долго, скрипуче подвывая – таких звуков она от него никогда не слышала. Юкико открыла глаза и сквозь освещенный молнией мрак увидела проблеск перламутра между вершинами из черного стекла.
На секунду весь страх, усталость и печаль отступили. Осталось только удивление, что мир создал такое великолепие.
Арашитора.
Она вроде и походила на Буруу, но при этом была абсолютно другой. Меньше, изящнее, точно кромка булатной стали. Клюв крючком, черный, как камень вокруг; глаза цвета расплавленного меда, будто обведенные тушью. Голова – белая, словно снег Йиши. Оперение напоминало веер из кинжалов, спускавшихся вниз по горлу. Широкие крылья рассекали воздух, подобно клинкам, они были расправлены, как огромные белые руки, и обнимали бурю, точно летний ветерок. Она была мускулистой и пушистой, легкой и твердой, с острыми, черными как ночь когтями. Задние лапы и длинный хвост прорезали толстые полосы цвета черного дерева.
Боги, какая красавица.
Буруу взревел, но самка, казалось, уже знала о его присутствии и поднималась по спирали сквозь чащу стеклянных шпилей. Он следовал за ней, как нитка за иголкой. Разум его вспыхнул ее ароматом, поэтому силой воли Юкико разорвала тонкую связь между ними и вылетела на холодный воздух и чистый дождь, а ее внутренности дрожали от силы его желания.
Они петляли в каменном лесу, ныряя и кружа между сверкающими клыками обсидиана. Она была меньше и быстрее, и Буруу изо всех сил старался не отставать от нее или бросался за ней в просветы между изломанными черными башнями, через которые, казалось, невозможно пройти. Она вела их на запад – навстречу приглушенному закату. Юкико потянулась за ней сквозь дождь крошечной частичкой, прищурившись от напряжения: ее почти ослепили искры сознания самки.
Здравствуйте?
Вспышка агрессии. Замешательство.
Вы меня слышите?
– КТО ЭТО? —
Голос ее гремел, подобно раскатам грома, но в нем чувствовалось тепло меда, окаймленное мягкостью, как клубы сине-черного дыма отцовской трубки.
– КТО ТЫ? —
Я – ёкай-кин на спине обезумевшего от желания секса грозового тигра позади тебя.
Самка повернула вправо и взлетела между двумя каменными клыками. Она быстро оглянулась через плечо, и Юкико почувствовала, как в ней нарастает любопытство, а под ним – презрение. Гнев. Чувство, близкое к ненависти.
