– Почему вы ничего не сказали?
– Кое-что я говорила. – Снова застенчивая, нежная улыбка. – Ичизо. О, Ичизо…
– Женщина-демон, – засмеялся он. – Две ночи в вашей постели, и я полностью околдован. Я должен послать за Чистильщиком, чтобы он очистил меня от вашей скверны.
– Да зачем же, мой господин? – Она приподняла простыни, чтобы прикрыться, и свернулась под ними. – Если следующей ночью вы снова отравитесь?
Ичизо вскоре вышел из ванной, он помылся и пах лавандой. Служанки зачесали его волосы в пучок и накинули на плечи длинное алое кимоно. Он сидел перед зеркалом, когда одна из девушек надела ему на голову высокую шляпу с кисточкой и закрепила ее длинными золотыми иглами. Его одежда говорила о чрезмерном богатстве, ирэдзуми на коже была выполнена искусным мастером. Когда вторая девушка обернула шелковый пояс оби вокруг его талии, он встал и вложил два украшенных чейн-меча в ножны на левом бедре. Пара дайсё блестела так, что можно было с уверенностью сказать: это оружие никогда не участвовало в битвах, но носил его человек, знающий искусство владения клинком.
По кивку Ичизо слуги беззвучно исчезли.
– Ну как? – Он повернулся к Мичи, свернувшейся на кровати. – Как я выгляжу?
Мичи стянула простыню с плеч, дразняще обнажив часть кожи и глядя на него сквозь накрашенные тушью ресницы.
– Всё еще голоден…
– Боги, вы точно хотите, чтобы я умер. Как я буду ухаживать за вами из преисподней?
– Ухаживать за мной? – усмехнулась она. – Мне казалось, ухаживают обычно до того, как уложат в постель, господин магистрат.
Он наклонился ближе, поцеловал ее и почувствовал вкус соли на ее губах и вина на языке.
Поначалу казалось глупым проводить так много времени в комнате Мичи. Но воспоминания о поцелуе в тот день, когда они встретились, горели на его коже, и, несмотря на недавнюю суматоху при дворе, он полагал, что никто не заметит, если он будет ненадолго заглядывать к ней. И вот он приходит каждый день, наблюдает, как она готовит и заваривает ему чай, медленно поднимая глаза, чтобы поймать его взгляд и одарить его маленькой застенчивой улыбкой. Вопросы о госпоже Аише и нападении девчонки Кицунэ уступили место вопросам о ее семье и детстве. А два вечера назад он поклонился на прощание, а когда выпрямился, то обнаружил ее всего в нескольких шагах от него. Губы приоткрыты. Щеки горят. Сама дрожит. Она произнесла его имя всего раз, как молитву.
И он ничего не смог с собой поделать.
Он убрал влажные волосы с ее щеки, нежно лаская ее кожу.
– Вам было бы приятно выйти со мной в свет, Мичи-чан?
– Конечно. – Она села прямее, закутавшись в постельное белье. – Но я не уверена, что это вас утешит. Чтобы выбраться отсюда, я бы пошла под руку хоть с самой Эндзингер.
Ичизо откинулся назад и посмотрел ей в глаза.
– Вы бы предпочли по-прежнему сидеть в тюрьме?
Она опустила взгляд.
– Клетка остается клеткой даже с шелковыми простынями, мой господин.
– Я постараюсь. Но это займет время. – Он коснулся старого шрама на ее щеке. – Я знаю, как вы страдаете.
– Точно знаете? – У нее между бровями появилась маленькая темная линия, которую Ичизо ненавидел. – Мне не предъявлено никаких обвинений, но моя честь всё еще под вопросом. Предательница Кицунэ, убившая Йоритомо, пыталась убить и меня тоже. У меня есть шрамы, чтобы доказать это.
– Я знаю. – Он провел пальцем по ее груди. – Я видел.
– Вы говорите о привязанности и в то же время смеетесь над моим бесчестьем?
– Всё это требует времени, Мичи-чан. – Он со вздохом выпрямился. – Лорд Хиро собирается заключить сделку со своими политическими соперниками. Старые телохранители Йоритомо разделили его судьбу – все как один. Гильдия уже поддержала его. Кресло даймё к выходным станет его. Боюсь, что бедственное положение девушек леди Аиши сейчас для него очень мало значит.
– А как моя госпожа? – Мичи снова встретилась с ним взглядом всего на мгновение. – Мне не разрешают видеться с ней. Хотя она и предала нашего сёгуна, она была моей подругой и хозяйкой. Я любила ее, Ичизо.
– Именно поэтому вам следует держаться от нее подальше. Если вы хотите доказать свою надежность, то меньше всего вам нужно водиться с предательницей.
– Лорд Хиро – ваш двоюродный брат. Кто кроме вас сможет убедить его в моей невиновности?
– Мой двоюродный брат – сложный человек, любовь моя…
– Обещайте мне. – Морщинка на ее лбу стала глубже. – Обещайте, что вытащите меня отсюда.
– Я попробую.
Она вздохнула, вытерла глаза.
– Попробовать – не значит сделать.
– Хорошо, хорошо, женщина. Яйца Идзанаги! Я обещаю.
Из-за облаков выглянула улыбка, яркая, как солнечный свет. Она схватила его за руку и поцеловала кончики пальцев, один за другим.
– О мой господин, – вздохнула она. – Спасибо. Спасибо за всё, что вы сделали. Ваша доброта… Не знаю, чем я смогу с вами расплатиться.
– Уверен, что мы сможем решить этот вопрос, когда я вернусь. – Он снова выпрямился и пошел к двери. – А теперь я должен идти, или Хиро заберет мою жизнь и всё будет напрасно.
Она коснулась губами своих пальцев и послала ему воздушный поцелуй.
– Я буду скучать.
– Я вернусь, не бойтесь.
Он вышел из комнаты в сопровождении своей свиты и оставил ее одну слушать затихающие шаги. Он не видел, как исчезла с ее губ улыбка – словно маска спала с лица актера в конце пьесы кабуки.
Он не видел, как она стерла его вкус с губ.
Он не слышал ее шепота:
– Я ничего не боюсь.
* * *
Ей было шесть лет, когда в Дайякаву прибыли железные самураи. Она помнила звук, который издавали их доспехи, – стрекот ядовитых змей в яме, полной скрученного металла. Она помнила, как грохотали тяжелые ботинки по выжженной солнцем дороге. За самураями следовали бусимены, и их было так много, что поднялось облако пыли высотой с цунами. Но на самом деле хватило бы и одних железных самураев. Остальные солдаты присутствовали для вида: павлин распустил перья, чтобы произвести впечатление на соперников.
Боевой дух людей Дайякавы к тому моменту иссяк, да и храбрость висела на волоске. Только ярость дала им силы бросить вызов правительству и засеять свои поля теми культурами, которые они сочли нужными. Только ярость заставила их насадить голову магистрата на шпиль на дороге в Киген. Но ярость вскоре уступила место страху: они осознали, что сделали и к чему это неизбежно приведет. В то время Мичи была всего лишь ребенком. Но позже она поняла и безразличие, и пустые глаза: такой взгляд бывает у людей, которые знают, что они уже мертвы, и просто ждут, пока мир подтвердит их подозрения.
