– Я могу спасти его.
Каори вздохнула.
Кивнула один раз.
– Тогда сделай это.
28
Движущиеся картинки
В словах есть сила.
Слова заставляют нас смеяться и плакать. Есть слова, с которых нужно начать, и слова, которыми нужно закончить. Слова, которые захватывают наши сердца, заставляя их сжиматься. Слова, от которых бегут мурашки по коже. Слова так прекрасны. Они формируют нас, навсегда меняют нас, живут в нас до тех пор, пока мы дышим и произносим их. А есть забытые слова. Убивающие слова.
Великие и пугающие, ужасные слова. Это слова Истины.
А еще есть картинки.
Сначала всё происходило медленно. Сидя напротив Ильича на металлической койке, Юкико запихивала образы в его сознание и ожидала, пока он сформирует свои неуклюжие ответы. Он широко распахнул глаза, от удивления раскрыл рот. И хотя Ильич понятия не имел, как всё это происходит, он, похоже, был настолько увлечен процессом, что не стал тратить время на поиск объяснений.
Образы Ильича были мутными, расплывчатыми – как будто картины, нарисованные пальцем под дождем. Они растекались и обрывались по краям. А мысли Юкико, наоборот, сложными, полными света и цвета. Но в конце концов они достигли баланса, и она вскоре научилась извлекать достаточно смысла из образов гайдзина, понимать его намерения. Она старалась привнести эмоции в свои мысли, чтобы Ильич почувствовал себя другом, но понятия не имела, получается ли у нее.
Кровь из носа пошла почти сразу, как только они начали «беседу». Юкико потратила много времени в попытках объяснить, что не стоит об этом беспокоиться, поскольку на карту поставлены более важные вещи. Ее голова раскалывалась, построенная стена дрожала от напряжения, едва сдерживая огонь Кеннинга. Но что-то удерживало ее на месте, не давая разрушиться окончательно: нечто жесткое, яркое и отчаянное. Возможно, рожденное из страха за Буруу, заблудившегося в темноте, а возможно, ярость из-за собственной беспомощности и невозможности спасти его.
Юкико начала с того, что показала Ильичу изображение армий Шимы, которые отступали, паковались и улетали домой после смерти Йоритомо. Она пыталась донести, что война окончена. Она не была врагом, по крайней мере точно не для него.
В свою очередь молодой человек показал ей сожженные посевы и разрушенные дома. Солдаты гайдзинов, которых уничтожали под белыми флагами, лагеря для военнопленных, плачущих детей, которых затаскивали в улетающие неболёты и которых больше никто никогда не видел.
Она показала ему Йоритомо, убитого на Рыночной площади. Пустой трон.
Ильич ответил ей образом высокой женщины на каменном троне, мрачной и ужасной. У нее были светлые волосы и разные глаза, как у Кати – один черный, другой блестящий, словно розовый кварц. Она носила металлический костюм, ее плечи украшали черные перья, а голову – череп огромной птицы с устрашающим крючковатым клювом. У ее ног лежало двенадцать звезд, и она собирала их к себе на колени, одну за другой.
Он показал ей легионы суроволиких гайдзинов в шкурах огромных волков и медведей на плечах, с обнаженными мечами в руках. Флотилию кораблей, представляющих собой железные крепости, плывущие в штормовом море – их приводили в движение молниями, которые они ловили в небе.
И тут Ильич показал ей песочные часы, и песок в них почти закончился.
Поэтому Юкико закрыла тему войны, сосредоточившись на Буруу. Она сформировала картины великой охоты во время полета на «Сыне грома», показала ему, как они оказались в одиночестве в горах Йиши, как были в плену в Кигене и битву с самураями Йоритомо на арене. Увидев этот образ, Ильич посмотрел на нее как будто с восхищением, приоткрыв рот и водя пальцами по меху на плечах.
Он сформировал стилизованное изображение Юкико: в руках над головой катана, в волосах солнечный свет, и тысячи самураев преклонили колени у ее ног. Картина вышла довольно неуверенной.
Его брови вопросительно поднялись.
Она улыбнулась и покачала головой. Показала деревню Кагэ в горах: мирное место, она и Буруу лежат в пятнах солнечного света. Спокойная жизнь.
Тогда он нахмурился, как будто не совсем понял.
Юкико спроецировала изображение Буруу, распластанного на камнях и истекающего кровью. Стрелку компаса, указывающую на север, и пилон, который она видела возле Буруу во сне.
Ильич покачал головой, подтолкнул ей карту, как будто нарисованную детской рукой – вариант той, которую она видела на стене внизу. Десятки пилонов, разбросанных по островам вокруг станции ловли молний. Не все из них были связаны напрямую: большинство кабелей пролегали между несколькими башнями обратно к центральному узлу, как нити изогнутой паутины. Если она правильно поняла, Буруу оказался в ловушке на самом конце линий.
В нескольких милях отсюда.
Юкико использовала одно из его изображений: песочные часы, в которых заканчивается песок. Изображение еды. Скелет арашиторы на черных скалах.
Она протянула руку, натянув кожаные ремни на запястье и тщетно пытаясь дотронуться до него. Он, нахмурившись, взял ее ладонь. Она крепко сжала пальцы.
– Пожалуйста, – сказала она со слезами на глазах. – Пожалуйста.
Ильич вздохнул, взглянул на дверь позади себя. Избегая ее взгляда, он встал, посмотрел на Рыжика и строго произнес команду. Рыжик лежал и вилял хвостом.
– П-подожди. – Юкико села прямее и нахмурилась. – Куда ты идешь?
Гайдзин произнес несколько слов, подняв обе руки, словно призывая ее замолчать. Затем он повернулся и, вылетев из комнаты, закрыл за собой дверь.
Куда он пошел, Рыжик?
не знаю я остаюсь здесь я хороший пес!
Юкико слушала, как затихают в коридоре шаги Ильича. Она понятия не имела, убедила ли его, не знала о том, куда он идет: за припасами или чтобы сдать ее Данилу. Но впервые с тех пор, как она оказалась здесь, она осталась наедине с Рыжиком. Поэтому она не собиралась ждать, когда всё выяснится.
* * *
Рыжик перегрыз один из ремней, державших ее запястья, и догрызал второй, когда она услышала тихие шаги в коридоре. Она посмотрела на пса, который прервал свои труды: он приподнял одно ухо и завилял хвостом.
Это Ильич?
Он моргнул.
Твой мальчик? Это Твой Мальчик идет?
…нет!
Юкико натянула недогрызенный ремень и, в конце концов разорвав его, взялась за ремни на своих лодыжках. Шаги в коридоре стали громче. Юкико поднялась и спряталась в тени, когда ручка повернулась и дверь широко распахнулась.
В сумраке было видно, как кто-то вошел, и она набросилась на него, накинув простыню на голову и пнув под колени. Человек упал с приглушенным криком боли, завыли поршни. Юкико схватила устройство у него на поясе и вырвала его из кобуры. Человек снял скомканную тряпку со своего лица и повернулся к ней, и она узнала Петра, бледного как простыня, в которую она его завернула. Руки потянулись к потолку.
