Она зашептала:
– Ты думаешь, они…
– Дакен что-нибудь видит, Хана? – Йоши оглянулся на нее через плечо.
– Он наверху. – Хана просканировала вершины крыш, и голос ее задрожал. – Впереди мы не выйдем, нам придется…
Йоши и бусимен одновременно завернули за угол и врезались друг в друга почти на полном ходу. Лицо Йоши отскочило от нагрудника солдата, и он отшатнулся, прикрыв нос рукой и изрыгая проклятия. Бусимен замешкался, доставая свою нагинату – длинное копье с лезвием в три фута. Поднял его и принял боевую стойку.
– Именем даймё приказываю остановиться!
Йоши сморгнул слезы, и костяшки пальцев, которыми он вытер нос, еще больше покраснели. Бусимен носил алое и черное железо, и на его накидке золотой нитью были вышиты тигры. Он стоял напряженно, сжав челюсти. Смертельно острое лезвие нагинаты блестело в его руках.
– К стене! – пролаял он. – Быстро!
– Ублюдок, думаю, ты сломал мне нос…
– Я взял его! – крикнул бусимен через плечо. – Он здесь!
Хана услышала приближающийся топот тяжелых сапог. Металл по металлу. Пронзительный свист. Еще больше солдат. Трупоеды разлетаются по канавам, бусимены грохочут по растресканному бетону, нищие и торчки разбегаются врассыпную.
Бусимен устремил взгляд на Акихито, приставив клинок к груди здоровяка.
– Я сказал к стене, мразь Кагэ!
Йоши моргнул. Посмотрел на бусимена, потом на Акихито и снова на бусимена. И внутри у Ханы всё перевернулось.
– Кагэ? – Ее хмурый взгляд потемнел. – Подожди… так вы пришли за ним?
Акихито выпустил ее руку, шагнул вперед, размахнулся, и цепь кусаригамы обвилась вокруг копья бусимена, из-за чего тот потерял равновесие. Оскалившись в беззвучном рыке, Акихито взмахнул серповидным лезвием, вонзил его в горло солдата и пробил ему макушку. Из-за угла появилось еще несколько бусименов. Акихито вырвал свой клинок, а вместе с ним и нижнюю челюсть солдата, и с воем ринулся в толпу.
Он швырнул цепь в лицо другому солдату и срезал лезвие нагинаты с рукояти. Услышав позади топот, Хана обернулась и увидела еще троих, бросившихся к ним по переулку. Вверху послышалось рычание пламени. Прикрывшись рукой от палящего солнца, Хана подняла глаза и увидела на карнизе двух лотосменов, изрыгающих огонь. Их красные глаза горели, а латунные пальцы указывали на них.
– Брать живым! – крикнул один из них, стрекоча, как цикада. – Только живым!
Грохнул выстрел, и его эхо полетело по воздуху, отскакивая от узких стен. Хана вздрогнула. Бусимен упал. Ему снесло часть лица. Он страшно кричал, зажимая зияющую рану окровавленными перчатками. Его товарищи нырнули в укрытие, за угол, выругавшись, когда Йоши снова выстрелил, проделав звездообразную дыру в спине одного из убегающих солдат, который камнем рухнул среди полупрозрачных брызг красного тумана.
– У него железомёт!
Хана ощутила едкий запах горящих химикатов. Йоши развернулся на месте и направил оружие на бусименов, преследующих их сзади, и лотосменов сверху. И те и другие разлетелись, как осенние листья на штормовом ветру. Джуру что-то вопил, кричал, но в голове Ханы звучало только эхо выстрелов. Кровь. Молодые люди примерно ее возраста на земле. Мертвые. Яркие лужицы – красные, липкие и светло-желтые. Вой и крики. Лицо Йоши, бескровное, оскаленное, в ярости. Ей будто снова тринадцать лет, на грудь давит тяжесть, разбитое стекло, прижатое к щеке, и она кричит, кричит, кричит.
«Я могу вытащить их…»
– Хана, шевелись! – взревел Йоши, подталкивая ее к Джуру, который откинул крышку ливневой канализации в сточной канаве переулка и уже исчезал в темноте.
Она моргнула, взяла себя в руки, и в голове тихо зазвучал голос Дакена «иди-иди-иди», и тогда она упала на колени и поползла в трубу из черного камня шириной десять футов, погружая ноги по щиколотку в вонючий поток темной слякоти. Она услышала, как брат прорычал предостережение другим солдатам, когда рядом с ней упал Акихито, и через секунду свалился Йоши. В трубу ворвалась вспышка пламени под высоким давлением. Джуру потянул Хану вниз, и огонь опалил воздух над головами. Лотосмены кричали, падали, бились.
Грохотали тяжелые шаги.
Слышался звон стали.
Грязные каменные стены освещал тусклый солнечный свет, нос заполнила вонь дыма, дерьма и гниющих трупов. Джуру держал Хану за руку и бежал по жиже, спотыкаясь в темноте. Эхо от их шагов десятикратно усиливалось в бездонной тьме. Сзади раздался крик, полный боли. Это просвистела свою песнь цепь кусаригамы Акихито. Хана потянулась к крысам сверху и снизу, потянув Джуру влево, к ближайшей развилке. Топот, сбившееся дыхание, пот заливает глаза, липкая слизь на руках, бьющая в нос вонь. Она бежала, пока легкие не вспыхнули огнем, пока не затряслись ноги, пока сердце не начало тонуть в масле и кислоте, а живот не превратился в бурлящий клубок. Вокруг нее спешили крысы-трупоеды, темные, с острыми мордами, покрытые вонючей жижей, мертвые глазки-бусинки пронзали тьму впереди.
Громкие шаги сзади – десятки солдат топали по жиже, а свет фонарей заставлял их тени танцевать на влажных черных стенах. Тяжелое дыхание Акихито, его хромая поступь, хрипы боли. Где-то споткнулся Йоши, прижимая руку к окровавленным ребрам. Лотосмены были слишком громоздкими и не могли их преследовать в своих костюмах. Но звуки были такими оглушающими, словно за ними гналась половина армии Кигена, гончие в металлической броне с оскаленными клыками быстро бежали по кроличьему следу.
Она потянулась к Кеннингу – крошечный ум, маленькие глазки, длинные желтые ухмылки. Страх превращался в ярость, которая затопила их. Целые выводки лоснящихся тел и громадных одиночек собирались в тихой, прекрасной тьме – их тьме, теперь заполненной шумом, вонью и звоном стали этих проклятых людей. Призывая их к себе, друг за другом, Хана оглянулась через плечо на брата – бледное залитое кровью лицо, вытаращенные глаза, пряди черных волос казались трещинами на коже.
– Помоги мне, Йоши, – выдохнула она.
Он сглотнул, поморщился, кивнул. Они сплелись мыслями, направили их крысам – звали, притягивали, умоляли. И вот мимо пронеслась одна черная капля с обнаженными грязными клыками. Потом еще горстка, затем дюжина. Они прислушивались к скрежету, что звучал в глубине их разума, звенел в пустоте за глазами, разбухал, заполняя всю голову, тело, покрытое облезлым мехом, хвосты, болтающиеся обрывками старой завязанной узлами веревки, когти, покрытые грязью, и пасти, измазанные кровью. Хана услышала крик солдата, лязг стали о камень, всё больше крыс, рожденных в сточных канавах, потоком неслись мимо них, пока они убегали дальше и дальше.
Снова крики за спиной. Крики боли. Нет времени останавливаться и слушать, давить или драться. Надо просто бежать, хотя каждый новый шаг и кажется невозможным, хотя в глубине ее горла кипит обжигающая рвота, хотя каждая мышца плачет и кричит от напряжения, растягиваясь и щелкая. Поворот вслепую на каждой развилке, прямо, влево, влево, вправо. Иногда тьму пронзал слепящий свет, падающий сквозь водосточные решетки над головой. Акихито наконец задохнулся, навалился на стену и упал в грязную жижу, прижав руки к кровоточащему порезу на бедре. Йоши упал на колени, и из раны на боку между пальцами потекла густая кровь, красная, горячая. Хана, задыхаясь, стояла на четвереньках, ее рвало, она рыдала, по щекам текли слезы, в горле стояла тяжелая вонь.
