Может, мне все-таки стоило сходить на девичник Мэйси? Ведь тогда мне было бы чем занять себя, помимо страхов, бесконечно крутящихся у меня голове. Но если бы я пошла с Мэйси, мне пришлось бы вести светскую беседу с людьми, которых я не знаю, а это тот еще стресс. Тем более что я всегда, даже в лучшие времена, была не сильна в светских беседах.
В конце концов, я решаю по-быстрому принять душ, надеясь, что это успокоит меня, но из этого тоже ничего не выходит – я никак не могу угомониться даже после того, как высушиваю волосы и прибираю свою половину комнаты.
Может, позвонить Джексону? Нет, не стоит, ведь когда мы с ним расстались сегодня, он выглядел очень усталым. И сказал, что рано ляжет спать. Если он и впрямь уже спит, я не хочу его беспокоить.
Самой мне тоже лучше всего было бы сейчас заснуть – в последние месяцы на меня слишком много всего навалилось. Но в моем нынешнем состоянии сон кажется таким же невозможным, как прогулка по луне.
От нечего делать я собираю грязную одежду – как Мэйси, так и свою – и спускаюсь в прачечную, расположенную на третьем этаже. Прежде я ею не пользовалась, но знаю, где она находится, потому что она примыкает к одной из тех комнат отдыха учеников, которые Мэйси показала мне в первые пару дней после моего приезда в Кэтмир.
При обычных обстоятельствах я бы занялась стиркой только своего белья – я не знаю, как такие вещи делают ведьмы, и совсем не хочу нарушать статус-кво, – но поскольку на этой неделе Мэйси уже трижды жаловалась на нехватку лосин, я решаю выручить мою кузину. Это самое малое, что я могу для нее сделать после всего того, что она сделала для меня.
Час спустя, когда я перекладываю постиранную одежду из стиральной машины в сушилку, появляется Хадсон и оглушительно вопит:
– Бу-у!
Я ожидала его, но он все равно так пугает меня, что я роняю мокрую одежду на пол и едва не кричу.
У меня даже перехватывает дыхание.
– Какой же ты придурок, – рявкаю я, когда вновь обретаю дар речи, и поднимаю с пола постиранную одежду, которая из-за него выпала у меня из рук.
– Ты сказала это только потому, что ты по мне скучала, – говорит он мне, присев на одну из стиральных машин.
– Скучала или хотела удостовериться, что ты не строишь где-то козни, планируя установить мировое господство? Это тонкая грань.
– Но важная. – Он улыбается, и эта улыбка освещает все его лицо.
При виде ее меня сразу же начинают мучить подозрения.
– Чему это ты так улыбаешься?
– Разве парень не может просто радоваться жизни? – вопрошает он, выгнув бровь.
Я забрасываю в сушилку последний ворох одежды и захлопываю дверцу.
– Только не в том случае, если в прошлый раз он радовался жизни, когда замышлял рейдерский захват половины сверхъестественного мира.
– Обижаешь. Речь шла по меньшей мере о трех четвертях.
– Что ж, напомни мне, чем это кончилось для тебя, – говорю я, опорожнив фильтр, и нажимаю кнопку пуска.
– Неплохо, если учесть, что сейчас я сижу с весьма сексуальными трусиками горгульи на моем мокасине. – Он поднимает левую ногу, и действительно, с носка его вишневых замшевых мокасин «Армани» свисают мои черные кружевные трусики.
– Как это вообще могло случиться? – спрашиваю я, нагнувшись, чтобы сдернуть их с его ноги. Они снимаются, но, когда я смотрю на мою руку, там, конечно же, ничего нет.
Само собой, там ничего нет. То, что я вижу, как он сидит на этой стиральной машине, вовсе не значит, что он действительно находится там. И что мои трусики действительно висели на его мокасине. Вот только я видела их.
– Абракадабра, – отвечает он, взмахнув рукой, как цирковой фокусник. Стало быть…
– О боже. Ты что, покурил что-то? – вопрошаю я.
– Я нахожусь в твоей голове, Грейс. Если бы я покурил, разве это не значило бы, что и ты под кайфом?
– Может, так оно и есть, – бормочу я, потому что не могу представить себе другой сценарий, в котором Хадсон вел бы себя так чудно. Но важно также и то, что в его поведении есть какая-то прелесть.
– А может, сейчас ты просто-напросто приходишь в себя, – отвечает он, и в ярком свете прачечной его глаза приобретают оттенок индиго.
– О чем ты? – спрашиваю я. – Может, тебе нужен транквилизатор?
– Я просто полагаю, что все это необязательно должно закончиться так плохо, как, похоже, считаешь ты.
Я смотрю на него в недоумении.
– Я… вообще не понимаю, о чем ты.
– Да ну? – Он пристально глядит на меня.
– Совершенно не понимаю.
Несколько долгих секунд он ничего не говорит. Затем, когда я начинаю думать, что сейчас он вернется к своему всегдашнему сарказму, он указательным пальцем чертит в воздухе небольшой круг, что, как мне кажется поначалу, не имеет смысла – пока в прачечной откуда ни возьмись не начинает играть песня «Good Feeling» рэпера Фло Райда.
– Что тут происходит? – Я дико озираюсь по сторонам, подозревая, что он разыгрывает меня. Что тут происходит? – Почему ты играешь Фло Райда?
– А почему бы и нет? – отзывается он, затем сжимает мое запястье, когда начинается припев. И прежде чем я успеваю понять, что происходит, он дергает меня за руку, и я врезаюсь в его твердую грудь, пронзительно крича.
– Какого черта? – вопрошаю я, толкая его в грудь, пока он наконец не дает мне оторваться от него. – Что с тобой не так?
– Почему что-то должно быть не так? – отвечает он.
– Потому что мы ненавидим друг друга. И потому что веселая музыка не в твоем вкусе. И потому что сейчас мне совершенно не хочется обнимать тебя.
На этот раз он приподнимает обе брови, и на его лице снова отражается то самое высокомерие, которое я так хорошо знаю и терпеть не могу.
– Кто говорит об объятиях? – спрашивает он и кружит меня в каком-то танце.
– Хадсон? – говорю я, но он, не обратив на это внимания, опять тянет меня к себе и кружит. – Хадсон, – повторяю я чуть громче. – Что ты делаешь?
Он бросает на меня недоуменный взгляд.
– Мы танцуем.
– Нет, – поправляю его я. – Это ты танцуешь. А я начинаю чувствовать, что у меня выворачивается плечо.
– А кто в этом виноват? Танцуй вместе со мной, Грейс.
– Зачем?
– Затем, что я тебя попросил. – Он снова кружит меня, но на сей раз намного деликатнее.
– Но почему ты пригласил меня на танец? – спрашиваю я, когда он опять тянет меня к себе. – В чем дело, Хадсон?
– Грейс? – говорит он, глядя мне в глаза, и на мгновение мне кажется, что я замечаю в них нечто такое, от чего у меня перехватывает дыхание. Но, может, это только плод моего воображения?
