Когда я спросил Рика Доблина, не беспокоит ли его очередная волна отрицательной реакции, которая может накатить в любой момент, он заметил, что наша культура начиная с 1960-х годов прошла долгий путь и доказала за эти годы, что ей свойственна замечательная способность переваривать любое количество культурных новинок, сколько бы их ни появилось в ту эпоху.
– То была совсем другая эпоха. Люди боялись даже говорить о раке или смерти. Женщинам во время родов давали транквилизаторы, а мужчинам не разрешалось входить в родильное отделение! Йога и медитация считались чем-то ужасно странным. Теперь же тренировка внимания считается вполне обычным делом, чуть ли не все занимаются йогой, повсюду есть родильные центры и хосписы. Мы интегрировали все эти вещи в свою культуру. И теперь, как мне кажется, готовы интегрировать психоделики.
Многие из людей, утверждает Добсон, ныне возглавляющих наши ведущие институты и учреждения, принадлежат к поколению, которому хорошо знакомы эти молекулы. По его словам, это и есть истинное наследие Тимоти Лири. Сегодняшнему поколению исследователей легко насмехаться над его «выкрутасами» и презрительно заявлять, что, мол, именно по его вине первая волна исследований сошла на нет, и тем не менее, говорит Доблин с улыбкой, «если бы Лири не одурманил целое поколение, никакой второй волны не было бы и в помине». И в самом деле. Достаточно послушать хотя бы Пола Саммерграда, который публично признал, что в юности баловался психоделиками. Или посмотреть записанную на видеопленку беседу с Рамом Дассом, которая была показана в 2015 году на заседании Американской психиатрической ассоциации: там он рассказывает своим коллегам, что «кислотный трип», который он совершил, еще учась в колледже, оказал весомое влияние на его интеллектуальное развитие. (А Джеффри Либерман, в прошлом тоже президент Американской психиатрической ассоциации, пошел еще дальше: он красочно описал свои озарения, полученные под влиянием ЛСД, которым он баловался в молодости
[70].)
И все же, и все же… Как ни хочется верить в радужные прогнозы Доблина, нетрудно себе представить, что все эти начинания могут легко сойти на нет. Тони Боссис тоже с этим согласен, хотя уж он, как никто другой, полон надежд, что психоделики когда-нибудь будут причислены к самым обычным лекарственным средствам и будут вовсю применяться в паллиативной медицине.
– Только посмотрите, как мы умираем здесь, в Америке! Спросите американцев, где бы они хотели умереть, и они вам скажут: дома, в окружении близких людей. А где умирает большинство из нас? В отделении интенсивной терапии. Разговор о смерти – строжайшее табу в Америке. Да, конечно, сегодня дело обстоит намного лучше: у нас есть хосписы, которых еще недавно вообще не было. Но если врач упускает пациента, если дает ему умереть, он [врач] по-прежнему воспринимает это как личную обиду.
По мнению Доблина, психоделики обладают большим потенциалом и способны не только настроить людей на трудный разговор о смерти, но и изменить их отношение к самой смерти. При условии, конечно, что медицинское сообщество возьмет эти препараты на вооружение.
– Для нашей культуры, – говорит он, – характерен страх перед смертью, страх перед тем, что там, за порогом жизни, и страх перед неизвестностью, и весь этот страх воплощен в этом труде.
Психоделики по самой своей природе способны нанести ощутимый вред нашим учреждениям, так что те вряд ли готовы встретить их с распростертыми объятиями. В самом деле, учреждения всячески заинтересованы в том (на то они и существуют), чтобы давать индивидууму опосредованный доступ к власти любого рода, будь то власть медицинская или духовная, тогда как психоделический опыт дает человеку нечто сродни прямому откровению, что, безусловно, делает этот опыт антиномическим. И все же в некоторых культурах издревле существуют (и с успехом применяются) ритуальные формы, способные эффективно сдерживать и обуздывать дионисийские энергии психоделиков; вспомните хотя бы элевсинские таинства древних греков или шаманские церемонии коренных американцев, связанные с пейотлем или айяуаской. Так что, в принципе, все возможно.
Когда я в беседе с Роландом Гриффитсом впервые поднял некогда высказанную Джесси идею об улучшении самочувствия здоровых людей, тот немного поерзал на стуле, а затем сказал, тщательно подбирая слова:
– С точки зрения культуры продвигать эту идею прямо сейчас очень опасно.
И все же, по мере того как мы разговаривали (а мы это делаем уже без малого три года), становится понятно: он тоже считает, что многие из нас, а не только те, кто борется с раком, или депрессией, или зависимостью, извлекут существенную пользу из этих замечательных молекул и, более того, из того духовного опыта, двери в который, убежден он (ибо это подтверждено его собственными исследованиями), они способны открыть.
– Мы все имеем дело со смертью, – сказал он мне при нашей первой встрече. – И ограничивать эту материю только больными людьми слишком непозволительная роскошь. – Будучи весьма осторожным человеком, никогда не забывающим о политическим минных полях, которые, возможно, ждут его впереди, Гриффитс, подумав, слегка изменил последнюю формулировку, придав ей форму будущего времени: – Ограничивать эту материю только больными людьми будет слишком непозволительной роскошью.
* * *
Я, со своей стороны, тоже искренне надеюсь, что те видения и переживания, которые я испытал, принимая психоделики, не будут достоянием одних только больных людей и когда-нибудь станут более широко и повсеместно доступны. Стоит ли это понимать в том смысле, что я, мол, ратую за то, чтобы эти препараты были легализованы? Не совсем. Да, у меня был очень положительный опыт использования псилоцибина в «рекреационных целях» – опыт, который я проделал на свой страх и риск, без участия ассистирующих терапевтов, – и для некоторых людей это, возможно, окажется прекрасным решением их проблем, однако рано или поздно, как показывает практика, каждый из нас может совершить психоделический трип, для описания которого слово «плохой» окажется слишком блеклым определением. И мне бы очень не хотелось, чтобы это произошло, когда я буду один. На мой взгляд, работа с глазу на глаз с опытным терапевтом в безопасном месте, удаленном от суеты и лихорадки повседневной жизни, была бы просто идеальным способом исследования свойств психоделиков. Но есть и другие способы структуризации психоделических трипов, или, лучше сказать, способы обеспечения безопасного окружения для их потенциально подавляющих энергий. Например, айяуаску и пейотль обычно принимают не поодиночке, а в коллективе, где есть вожак или лидер, причем необязательно шаман, и он там играет роль надзирателя, следящего за состоянием людей и помогающего им сориентироваться и должным образом истолковать пережитое. Но, будь то на уровне индивидуума или в масштабе группы, в любом случае присутствие хорошо обученного и опытного эксперта, способного «удерживать пространство», если воспользоваться этой почтенной идиомой из арсенала нью-эйдж, придает всему действию больше уюта и смысла, нежели мне это представлялось раньше.
