– Душу тоже можно починить, – с ободрением произнесла она. – Только нужно знать как. Обычно это делается любовью.
Несколько минут господствовала словесная пауза. Дождь продолжал шуметь, рисуя на окне сплошные водяные полосы, время от времени стекающие по витрине большими каплями, отражающими собой городские огни. Каждый из двоих под шелест ливня погрузился в свои мысли. И каждый хотел откровенно поговорить, но намеренно избегал искренности, словно ее боялся.
Одно Ковалев понимал наверняка: его чувства к Анне становятся кислородом для сердца. А если говорить точнее, его сердце воскресло благодаря ей. Когда оно умерло? О, это было давно! И Вадим уже и сам не помнил, как долго он находился в состоянии полумертвой особи, существующей только благодаря целям. Потому что этих целей было много, но в них он видел лишь приземленные намерения.
И чем чаще Вадим задавал себе вопрос о своем отношении к Анечке, тем больше замечал, что вся его прежняя жизнь основывалась на сделках желаний и возможностей. И в этом всем никогда ранее он не уделял внимания своей душе. Только Анин пример ярого стремления к духовной чистоте заставлял его иначе посмотреть на собственную жизнь и углубиться в философию…
– Как вы себя чувствуете? – прервав тишину, обеспокоенно спросила Анна.
– Вы спрашиваете об этом у человека, который надрался вчера до неадекватности? – с усмешкой спросил он, и по ее губам скользнула горькая ухмылка. – Лучше скажите, вы как?
– Да спится плохо, Вадим Яковлевич, – в ее голосе звучал нескрываемый упрек, будто ей хотелось в чем-то его обвинить. – Полнолуние нынче…
Он с изумлением вытаращил глаза.
– Полагаете, что дело именно в этом? Мне тоже такая ерунда снится!..
– Кто знает – в этом или нет. Но я давно уже так плохо не спала, как последние месяца полтора-два.
Он догадывался о причинах, а она знала. Знала наверняка, что и как делается в ее сторону. Знала, что он не сам работает – с помощью профессионала. Знала, что он мечется, и сам от этого страдает. Ведь магия – штука страшная, коварная, лицемерная. Она умеет сделать тебя всемогущим властелином своей жизни и чужих. Но это – иллюзия. Злосчастная и уничтожающая. Медленно и наверняка. И Анна прекрасно это знала не понаслышке.
– Вы читали книгу «Опасные связи»?
Он с подозрением сощурился: что за странный вопрос?
– Удивительный роман, – продолжала невозмутимо Аня, – спустя столетия остается актуальным, правда?
Молчит и вроде как виновато опустил глаза.
– Почему вы завели об этом речь?
– Потому что в последнее время все чаще посещают мысли о том, что есть забавы гораздо опасней, чем даже такие возмутительные вещи, как игры в чувства. Жаль, что многие, не понимая этого, ведут к гибели окружающих и себя.
Осознав, что беседа все-таки перешла черту откровенности, Вадим поднял на нее виноватый взгляд и произнес:
– Ань, простите меня. Не знаю, что со мной происходит. Не могу оправдать свою неадекватность… Если есть силы… простите, прошу!
– Знаете, Вадим Яковлевич, вы ведь мне уже не чужой человек, – это звучало от самого сердца, и он вновь порадовался ее искренности. – Можно сказать, родной и близкий. И, скажу честно, я безумно за вас переживаю.
– Переживаете? За меня? – на его лице читалась детская радость, будто он, этот ребенок, дождался, наконец, осуществления своего желания.
– Переживаю. И молюсь.
– Молитесь? – еще больший шок проявился на лице. – За меня давно никто не молился.
– Вы губите себя, как не переживать? В вашей душе столько боли, которую вы задавили в себе мнимой самоуверенностью. Обиды пытаетесь растворить в своих похождениях, а страхи спрятать за хвастовством. Вам тяжело будет достичь успеха, простите за то, что говорю. Тяжело только потому, что все перечисленное сводит вас с ума…
– Нет, Анечка, – улыбнулся он, – нет. Я схожу с ума от вас. И мне кажется… что это любовь.
Он, правда, верил в это, но Аня только с горечью покачала головой.
– Нет, Вадим. Любовь не может привести к безумию. Влюбленность и страсть – да. Но не любовь. Она обладает иным воздействием, более возвышенным, исцеляющим. Даже если она безответна.
– Вам виднее, – тяжело вздохнул он. – Вам знакомо и то, и другое. Мне -нет. Я знал только страсть, властолюбие, ненависть… Даже влюбленности не помню…
– Вот когда вы полюбите, тогда, можете мне поверить, ваши пьесы будут иметь оглушительный успех. Любви в сюжетах очень не хватает. Простите, я не хочу вас обидеть.
– Нет-нет, что вы, Анечка! От вас, к моему величайшему удивлению, все это слышать в усладу. Меня успокаивает даже ваш голос… Но в последнее время я почему-то боюсь, что когда-нибудь вы перестанете говорить со мной, хотя так много хочется рассказать самому.
– Пользуйтесь моментом. Пока техпомощь не приехала.
Несколько мгновений Вадим настраивался на разговор, Аня это чувствовала.
– Вы вот спрашивали о маме. Она была певицей. И её уже нет, – наконец сдавленно произнес он. – Всю жизнь на гастролях. Порой я ездил с ней, но ненавидел то, что она делала, всем сердцем. Потому что именно из-за сцены у меня не было семьи.
– Вашу любвеобильность я уже давно объяснила. Но вот ненависть к сцене… это странно. Ведь сейчас, ненавидя ее, вы жаждете добиться от нее успеха.
– Возможно, это некоторая месть, – объяснил он.
– Месть? – ужаснулась она.
– Да! Мне хочется выместить на ней всю ту боль, что осталась в душе за искалеченное детство.
– Но ведь ваша мама старалась для вас!
– Да. Вроде бы мозгами я это понимаю. Сердцем – нет. Я просто смотрю на вас и поражаюсь: вы настырно пытаетесь совместить сцену и семью. Наверное, именно это меня изумляет в вас более всего. Вы – удивительная женщина.
– Была бы удивительной, муж не ушел бы. Да и семью удалось бы сохранить. А получается…
– Получается, что он вас не достоин, ибо напрасно пытается сломить… Творческую душу трогать нельзя, выворачивать, подчинять, закрывать от людей. Он ведь вас уничтожает.
– Он просто не знает, как это – быть творческим. У него аналитический склад ума, абсолютный логик. Но он очень старается меня понять.
– Вы думаете, все безнадежно?
– Я не собираюсь сдаваться. Это моя семья. Моя семья – моя жизнь.
– А если…
Она знала его слова наперед. Будто считывала из сознания.
– Попытаюсь без резких шагов. Можно бросить сцену. Но мне кажется, надо искать альтернативу…
Он не мог даже представить себе такой устрашающий момент, поэтому появилось желание перевести тему разговора, но она сделала это сама.
– Вадим Яковлевич, подумайте над тем, что я вам сказала. И не теряйте бдительность… иначе это может обернуться трагедией.
