– Что же ты тогда умер, как пёс, на пороге квартиры моей матери? – вдруг с гневом выдавил из себя Вадим. – Где твое богатство, дядь Петь? Зато мать – да, приручил как кошку? И дальше что? Кроме того, что споил ее до смерти? Что ты обрел?..
Продолжить он не смог, ибо было некому – дядя Петя исчез так же, как и появился. Будто просочился в воздух.
– Хоть бы договорить дал, – с психом громыхнув по столу, Вадик тяжело задышал.
Тошнит уже от всего! Тошнит! «Будешь царем, – вдруг зазвучало в голове каким-то эхом. – Все бабы будут у твоих ног!» Вот откуда у него, культурного человека, этот клятый сленг – бабы, хахали и прочие фразочки, которыми он хвастал, как самыми ходовыми в своем детстве. Это все было от отчима! Да, во многом Вадик стремился подражать этому проходимцу, ибо дядя Петя был единственной заменой отцу Якову, которого он никогда в глаза не видел.
Почему-то пьяное сознание принялось с легкостью объяснять появление этого персонажа: дядя Петя в свое время вызывал много негативных эмоций, вплоть до презрения, потому надежно засел в его подсознании. Сейчас он почему-то показал свое лицо, напомнил о себе. Возможно, это лицо – часть той основной проблемы, о которой говорила Аня и за которую держится нечисть. При мысли об этом вновь закружилась голова и, опершись на свои руки, Вадим отключился.
Я в аду? Что за чертовщина? Невыносимая боль: ощущение, будто кто-то натягивает кожу, намереваясь ее сорвать. Ноет всё, от кончиков пальцев до макушки. И больнее всего именно на голове. От невыносимых физических терзаний начинает гореть сердце, и вместе с тем все нервные клетки восстают в агрессии: хочется убить того, кто это делает.
– Оставьте меня! – свой голос он услышал каким-то звериным рычанием, совершенно ему не принадлежащим.
Но дикие ощущения, от которых хотелось скорее умереть либо кого-то стереть в порошок одним движением, продолжали сводить с ума.
– Убью! – истошно заорал Вадим, едва сдерживая внутри себя очередной рёв.
Здесь кто-то есть, совсем рядом…
– Это она! – воскликнул чей-то голос, тут же перешедший на шепот. – Убей ее. Или она убьет тебя. Убей ее!
– Я готов, – из него вновь вырвались нечеловеческие крики. – Я готов! С меня достаточно!
Внезапно появившееся рядом напольное зеркало с готическими шпилями вокруг рамки в полный рост явило его тело. Бросив на свое отражение взгляд, Вадим пришел в ужас – его объяли языки пламени, издевательски играющие в такт звучавшей музыки… Это было танго? Во мраке, царившем вокруг, вдруг зажглись софиты. Легкая дымка на сцене… терпкий запах вина…
Оглянувшись, неожиданно для себя он увидел Аню: в черном одеянии с капюшоном, ее глаза светились дьявольскими бликами красного цвета, а в руках была свеча… огромная церковная свеча.
– Она делает это в церкви! – вновь послышался зловещий шепот. – Она хочет тебя уничтожить. Ты должен опередить ее! И убить ее там же, где пытается сделать это она.
– Я сделаю! – скорчившись от боли, Вадим продолжал орать во все горло, чувствуя, как кожа морщится под действием огня. – Сейчас же сделаю!
Подскочив с кровати, он со страхом осмотрелся. Сумрак из сновидений будто переносился в реальность – зашторенные окна бордового цвета передавали готические декорации. Внутри – незыблемая дрожь до пота, тошнота и подавляемый им крик от невыносимости этого состояния. Снаружи – тело стало бело-земляного цвета, сотрясались конечности, ладони оказались в кровавых потеках.
Едва поднявшись с кровати, Вадим поплелся в ванную, игнорируя попадающиеся под ноги бутылки.
– Ах ты, мразь, – процедил сквозь зубы он, охватывая взглядом свое отражение, – ты во что меня превратила?
Ему трудно было согласиться с тем, что в зеркале на него выпучилось подобие оборотня с белым лицом, синяками вокруг глаз и ярко выраженными тощими скулами, – и это принадлежало ему и никому другому. Никакой грим не смог бы так реалистично передать медленное, но уверенное движение к смерти. Вадим сам заметил, как его глаза сверкнули огненными искрами, в которых отражалось презрение и… жажда мести. Казалось, если бы Анна появилась перед ним, то он сломал бы ей шею одной рукой – такая сильная ярость им овладела.
– Надо немедленно это прекратить! – выдавил из себя он, принявшись умываться, дабы прийти в чувство.
– Только не бухай, Вадик! – голос раздался откуда-то из-за спины, и его обладателя он увидел в зеркале – дядя Петя. – Тебе нужно чуть-чуть для смелости… ну или, скорее, для транса. Не напивайся до свинообразного состояния! Ты должен быть при памяти! Понял?
Не ответив, тот только хладнокровно зыркнул на оболочку отчима и прошел в кухню. Взяв в руки тетрадь с записками мага, Вадим принялся искать глазами то, что видел вчера, но в силу своего состояния не смог запомнить.
«Колдовство в церкви». В отличие от названия, описание не содержало ничего мистического – обыкновенные действия, цель которых присутствующие там люди не смогут раскусить: поставить свечу, мысленно произнести фразу, представить себе исполнение цели. Главное состояло в последующем завершении ритуала… И вот там уже была мистика.
Пробежав глазами по содержимому, Вадим захлопнул тетрадь. Этот сценарий он запомнил с не присущей себе легкостью. И что странно – ему не понадобилось все перечитывать вторично, ибо каждая запятая и так стояла перед его глазами.
Опохмелившись, он взял куртку и вышел из квартиры.
Но смелость и хладнокровие, четкость в выполнении действий и ясность в голове сопровождали его лишь до церковных ворот… При виде куполов его вновь стало трясти, появился страх и жуткое желание вернуться домой, закрыться в своей конуре, в которую превратилась его квартира, и никогда оттуда не выходить.
– Ну нет, – пробубнил Вадим сам себе, – теперь вы меня не остановите.
«Вернись!» – какой-то голос внутри него, звучавший от самого дома, вдруг стал четче и яснее. И чем ближе Вадим подходил к храму, тем громче он слышал этот приятный и убаюкивающий женский голос.
«Вадик, милый, остановись! Будет хуже! Не делай этого!»
Зловещий шепот мужского голоса, звучавший в унисон с мольбами женщины, куда-то пропадал… И Вадим начинал злиться – именно мужчина являлся неким суфлером, подсказывающим дальнейшие действия и подбадривающим на пути к цели. Но когда говорила женщина, начинало болеть сердце… в предчувствии беды.
Но он шел… он уже стоял перед воротами. В руках сжимал принесенную с собой свечу… Ее нужно поставить на подсвечник у панихидного стола… Так было написано… Так нужно выполнить.
«Вадик, родной, не делай этого! Ты должен бороться! Иначе пойдешь за ним… погибнешь».
Кто это? Мать? Оглянувшись, он увидел силуэт сгорбленной старушки в светлом цветастом платьице.
– Бабуля, – вдруг сразила его собственная мысль, тут же озвученная прискорбным тоном.
