Какое облегчение! Наступило долгожданное облегчение, сделавшее его немного счастливым… до того момента, пока он физически не ощутил боль во всем теле. И снова захотелось плакать… Но теперь от дикой радости!
Перед глазами Вадика появилось одно лицо, обрамляемое теми же золотистыми лучами. Лицо, при виде которого сердце оживилось и затрепетало, будто крылья бабочки в солнечном свете. Это лицо принадлежало Анечке…
– Я люблю, – улыбнулся сам себе Вадим и откинулся на спину, растворяя свое сознание в ярко-голубом небе.
Эпилог: «Как ненавистно мне видеть вашу жалость вместо прежнего восхищения»
Какое странное и удивительное изменение в человеке: исчез похотливый взгляд, надменность, жажда самца выпячивать свои прелести… Вадим Яковлевич держал с ней дистанцию так, будто ранее их ничего не связывало – ни желания, ни импульсы, ни чувства. Он бросал в ее сторону мягкий взгляд, изредка грустно улыбающийся, и уходил, будто пытаясь скрыться.
Они не виделись года полтора. После того происшествия у храма, где его, исходившего в непонятных конвульсиях с приступами ярости, а после – обессиленного, обливали святой водой, читали молебен, затем что-то долго обсуждали между ним, Аней и священником, он уехал. Вначале в тот монастырь, в котором в свое время лечили Анну, где он первый месяц провел в каком-то забвении и периодическом беспамятстве и лишь изредка там приходил в себя. Только спустя время ему стало лучше…
Несколько месяцев потребовалось, чтобы избавиться от видений, голосов, навязчивых мыслей. Долгие месяцы работы над своей душой, над прощением, над умением видеть мир и людей в нормальном свете, глазами приземленного человека, а не обезумевшего от гордыни… И даже почти два года спустя он не излечился от некоторых вещей до конца, но теперь Вадим знал, что это получится, если не повторять прежних ошибок. Страшных и роковых. Теперь его душа возрождалась, она верила и она любила…
Он вернулся с новыми идеями, чувствами, мыслями. С новым собой – таким он себя не знал, но теперь он умел радоваться… по-настоящему. Не злорадствовать, а именно радоваться. Это стало прекраснейшим достижением в этой борьбе!
Аня тоже исчезла со сцены. Нигде не была замечена, никто о ней не говорил, как будто испарилась.
Вадим какое-то время отсутствовал в городе. Одни говорили, что он выжидает, пока стихнет скандал. Другие – что он тронулся умом. Третьи – что они с Анечкой вместе.
Встретились они на премьере новой пьесы Ковалева, которую он поставил сразу после своего возвращения. Приглашение для Анны передала Ольга Сивкова. И хотя не очень хотелось идти, дабы не бередить старые раны, Аня все же решилась преодолеть страх и посмотреть в глаза пережитому прошлому.
– Вы нарочно меня избегаете? – спросила Анечка, решившись после премьеры приблизиться к постановщику пьесы.
Она едва его узнавала: жутко исхудалый, с осунувшимся лицом, усеянным множеством мелких морщин, побелевшей от проседи головой, добавившим ему возраста лет на семь-десять. Но отсутствие в этом мужчине пафосного самца отнюдь не портило его, ибо в глазах сияли непривычная взгляду доброта и нежность, что Анечке показалось куда привлекательней прежней импозантности.
– Отчего же избегаю?
– Как вы, Вадим Яковлевич? – в глазах – сердобольность и безумное переживание.
– Вашими молитвами, – вдруг широко улыбнулся он.
Просветление во взгляде – нет привычных задорных искорок, бесятами игравших в его глазах, без похотливой улыбки и обходительной жеманности. Она не скучала по этому. Она удивлялась переменам, которые считала маловероятными. Но, следовало признать, что перед Аней стоял абсолютно незнакомый и в то же время такой близкий для нее человек.
– Я действительно о вас горячо молилась, – с радостной улыбкой сообщила она. – И теперь счастлива, что не зря.
Заметив, как он волнуется, общаясь с нею, Анна смущенно опустила глаза, внутренне восхищаясь силой воли этого человека. А ведь был момент, когда мысленно она его похоронила.
– Как вам пьеса? – спросил Вадим, не переставая улыбаться. Брови его при этом вопросительно подпрыгнули, но в глазах сиял однозначный намек, который Аня тут же поняла.
Бегло взглянув на афишу с названием «Заблудший разум», она с восторгом ответила:
– Впечатляюще, трогательно и… противоречиво. Особенно в конце.
– Что вас удивило?
– Что главный герой научился любить… – честно признала она. – Изначально его трагедия казалась безнадежной.
Да, именно таким грандиозным способом Вадиму захотелось сказать ей о своих чувствах. Нет, не сказать – закричать на весь мир.
– Просто главный герой узнал о любви, которая ничего не просит взамен… и решил открыть ей свое сердце. Она стала для него исцелением.
Но Вадим поставил одну цель – оповестить Анечку об этом, но ни в коем случае не предпринимать более каких-либо шагов в отношении нее.
Заметив, как в ее глазах сверкнули слезы, он сочувственно взял ее за руку. Это был осторожный и очень легкий жест, в котором ощущалось столько волнительной заботы, что по рукам Ани пробежали мурашки.
– Я так счастлив, что когда-то повстречал вас! – закрыв глаза, с воодушевлением произнес Вадим. – Никогда ничего более прекрасного со мной не происходило! Я научился видеть то, мимо чего раньше бежал в суете, чего страшился, что мне казалось лишней тратой времени. Сегодня утром я наблюдал за рассветом и радовался этому как ребенок, представляете? Таких мелочей много… Мне кажется, я перестал пропускать жизнь мимо глаз…
– Вы научились смотреть на мир сердцем, – дав волю слезам, Аня поспешила их вытереть с лица.
– Да-а-а, это совершенно другой мир, я вам скажу, – с восхищением говорил Вадим.
– Я так боялась, что вы сдадитесь и погубите себя, – призналась она.
– Я воспользовался советом нашего общего друга Сергея Сивкова и применил свой творческий энтузиазм.
– И как вам этот триумф? Над собой, а не над женщиной, как обычно? – она торжествовала иронией.
– О, фейерверки не сверкали, но увидел что-то более ценное, чем эгоистичное самодовольство.
– Теперь я рада знать, что все случилось не напрасно.
– Столько жизни и любви к людям я ни в ком не видел, кроме ваших глаз, – вдруг искренне сказал Вадим. – И только потом понял, что смотрел на все сквозь призму страсти и самонадеянности, думал, что вы отвечаете на мое желание взаимностью. Это тогда, когда ваши глаза сияли простодушным обаянием, любовью ко мне, как к человеку. Самому обыкновенному человеку. Любовью, которую я не заслуживаю… и уже никогда не заслужу…
– Правда, что вы больны? – сглотнув ком сожаления, спросила она.
– Ох, как ненавистно мне видеть вашу жалость вместо прежнего восхищения… – процедил он сквозь зубы.
