Быстро мотая головой, девушка отступает.
– Мне надо идти, профессор Эверет. Я и без того задержалась.
Глядя ей в след, я думаю о тех словах, которые она так и не решилась озвучить.
* * *
Еще через пару дней на выходе из студенческого кафетерия мне встречается Маккинли. Этот неприятный тип – куратор Лисы. До меня доходили слухи о том, что он слишком уж активно выступал за то, чтобы университет не подписывал контракт со мной.
– А, профессор Эверет! – Маккинли окликает меня, намереваясь подойти и мне ничего не остается, как остановиться. – Мисс Монтгомери, если не ошибаюсь, является вашей ассистенткой?
Рост Артура Маккинли вынуждает его чуть ли не задрать голову, чтобы смотреть мне в глаза. Впрочем, самомнение и заносчивость этого ушлепка полностью компенсируют его невысокий рост.
– В чем дело, профессор? – Я даже не утруждаю себя ответом. Мой голос сух и не демонстрирует мое отвращение к этому человеку.
– Будьте добры, передайте мисс Монтгомери, что если она и дальше будет пропускать работу в лаборатории, ее дипломный проект может оказаться под угрозой.
После того, как Маккинли уходит, я принимаю решение отправиться к Лисе. Вероятней всего, она мне даже не откроет. Но я должен попытаться сделать хоть что-нибудь. Никак не могу избавиться от чувства ответственности перед ней.
Заглушив двигатель, я не тороплюсь выйти из машины. Джетты Лисы перед коттеджем не видно, возможно она в гараже или Лисы просто нет дома, и тогда я зря приехал.
Собираюсь с духом и поднимаюсь на крыльцо, постучав. Я стучусь снова, когда мне никто не открывает, а затем еще раз.
Вокруг тишина. Должно быть, дома и правда, никого. Мне стоило бы позвонить, только я был уверен, что она не ответит, так что…
Обри говорила, что Лиса почти не выходит из своей комнаты. Мне надо убедиться, что ее точно здесь нет, поэтому я дергаю ручку двери, но, конечно, она заперта.
Чувствуя себя преступником, я иду к деревянной калитке в заборе, что ведет на задний двор коттеджа. Оглядываюсь, убеждаясь, что поблизости никого нет, и за мной никто не наблюдает с желанием натравить на меня копов.
Обойдя дом, я пробую дверь заднего входа, и, бинго! она оказывается открыта. Это, конечно, удача, только вот надо будет сказать Лисе, чтобы впредь они ее запирали. Мне не по себе от мысли, что любой может войти внутрь с далеко не мирными намерениями.
Переступая порог дома, я не хочу получить чем-нибудь тяжелым по лицу, поэтому даю знать о своем присутствии и зову Лису. Никто мне не отвечает, в доме полная тишина.
– Лиса! – Я повторяю попытку уже громче.
Подойдя к ее комнате, я тихо стучусь в дверь, но и в этот раз никакого ответа.
Захожу в комнату. Лисы здесь нет, но ее кровать разобрана, простыни и одеяло смяты, будто она недавно с нее встала.
Будет совсем отстойно, если она просто вышла в туалет, но проделав весь этот путь сюда, разве я могу остановиться?
– Лиса! – прежде чем войти в ванную, стучусь я, но реакции ноль. Тогда я толкаю дверь. – Твою мать!
Направляясь сюда, я был готов к тому, что она покроет меня матом и скажет убираться из ее дома. Готовился к ее крикам, к своим уговорам вернуться в университет и не портить себе балл из-за такого придурка, как я.
Я много к чему был готов, но не к тому, что найду ее без сознания в ванной на полу.
Я бросаюсь к Лисе и падаю на колени, принявшись ее трясти. Подтянув ноги к груди, она лежит на коврике и у меня стынет в жилах кровь при мысли, что я мог опоздать. Что с ней случилось что-то плохое.
Затем я вижу оранжевый пузырек на краю раковины. Мои руки дрожат, когда я хватаю его.
Снотворное.
«Блядь! Блядь!»
Я открываю пузырек – он наполовину пуст, но я не знаю, сколько в нем было, и сколько она приняла.
– Нет, нет, нет, детка! – бессвязно бормочу я, схватив ее за руку и проверяя пульс.
Страх липнет к затылку и позвоночнику, но паниковать мне нельзя. От этого может зависеть ее жизнь.
Внезапно она стонет. И это самый желанный звук в мире. Облегчение. Оно невероятное!
– Малыш! – зову я, убирая волосы с ее лица.
Лиса открывает глаза и моргает в попытке сфокусировать взгляд на мне.
– Мейсон? – У нее хриплый голос. – Что ты здесь делаешь?
ЛИСА
Все еще сомневаясь, что Мейсон не результат моего измученного болезнью воображения или сон, поднимаюсь, привалившись к стене. Тело по-прежнему ломит.
– Тебя не было в университете, и сегодня я встретил Маккинли, он жаловался, что ты не появляешься в лаборатории, – в замешательстве говорит Мейсон, выглядя смущенным. – Я волновался за тебя.
– Волновался? Что… что происходит?
Боже, я что, брежу из-за принятых лекарств? Не может же Мейсон, с которым мы очень скверно распрощались… сколько дней назад? – на самом деле быть здесь?
– Как ты сюда попал? У меня что, галлюцинации?
Я щурюсь, затем широко раскрываю глаза, но он не исчезает.
Лицо Мейсона принимает растерянное выражение.
– Ты в порядке? – настороженно спрашивает он. – Неважно выглядишь.
Он внимательно оглядывает меня, а я закатываю глаза, и тут же ойкаю, так как это провоцирует головную боль.
– Что с тобой? – Теперь в его голосе откровенное беспокойство. – Ты выглядишь больной.
Он тянет руку к моему лбу, но я отталкиваю ее, потратив на это немалую часть своих сил.
– Это просто кишечный грипп! – раздраженно ворчу я.
Господи, это так унизительно! Почему ему надо было заявиться сюда и увидеть меня в таком состоянии?
– Кишечный грипп? Давно? А у врача ты была?
– Да. Четыре дня. Нет, но мне это не нужно. Мне уже лучше.
– Хм…
Мейсон вздыхает и поджимает губы, явно не соглашаясь со мной.
– Так ты скажешь, как ты попал в дом?
– Задняя дверь оказалась открытой. Кстати, это очень беспечно с твоей стороны, – отчитывает он.
– Не сейчас, ладно? – Я поднимаю руку, останавливая его. – У меня нет сил выслушивать твои наставления.
– Это всего лишь вопрос здравой осмотрительности, – бормочет он, но я одариваю его своим самым грозным взглядом, заставляя замолчать. Точнее, поменять тему.
– А как ты оказалась на полу?
– Я… Здесь очень мягкий коврик и я просто прилегла на секундочку. – Я глажу рукой светлый коврик, опустив взгляд. Мое лицо начинает гореть, и я это чувствую. Мне жутко стыдно, что я блевала, а затем была так слаба, что просто отрубилась на полу.
