От меня будто часть оторвали.
ГЛАВА 24
ЛИСА
– Точно справишься пару дней? – уточняю я.
Обри кивает.
– Конечно! Перестань волноваться! Со мной все хорошо! – Она разводит руками и закатывает глаза, а я лишь усмехаюсь: ну да, она на самом деле выглядит здоровой. И даже вроде повеселей. Я присматривалась к ней всю прошлую неделю, и она справляется. Думаю, она будет в порядке.
– Ладно, ладно! – сдаюсь я. – Но если что, ты знаешь, кому следует звонить, – напоминаю я.
– Боже, никогда не думала, что ты такая курица-наседка, – хихикает она.
Прищурившись, я глазею на нее, но потом не выдерживаю и улыбаюсь. Она права, возможно, я немного перегибаю в своей опеке. Но ничего не могу поделать – я еще не забыла тот страх, который пронизывал меня, пока мы ожидали скорую помощь. И где-то глубоко в душе – очень глубоко – я понимаю, что поступаю так, потому что мой брат – виновник всего этого. И его здесь нет. То есть – да, Обри сама не хочет его видеть и не отвечает на его звонки, но все же… Я будто пытаюсь искупить его вину.
Брр!
– Так значит, тебя ждет особенное событие, да? – Обри с видом заговорщика смотрит на меня. – Мейсон познакомит тебя со своей дочкой? И женой, – как бы между делом напоминает она.
Ха, будто я могла это забыть!
– Бывшей женой, – уточняю я, скривившись. – Но – да. Я очень хочу лично познакомиться с Ханной, – улыбаюсь я. – Мы недолго общались с ней по телефону, но она понравилась мне. Мейсон говорит, что я ей тоже. – Моя улыбка становится слегка нервной и Обри это замечает, потому что между ее бровей появляется вертикальная складка. У меня нет повода думать, что Мейсон сказал неправду или что я на самом деле не понравилась Ханне, но я все равно немного волнуюсь. Для меня важно, чтобы я произвела хорошее впечатление на девочку, и мы подружились, ведь она главный человек в жизни Мейсона. На Памелу мне плевать. Эта сучка изменила мужчине, которого я люблю. Я не собираюсь быть милой с ней. Конечно, буду вежливой, но и только.
– Ты не можешь не понравиться, Лиса! – склонив голову к плечу, заверяет меня Обри. – Ты хороший человек и замечательный друг. Я счастлива, что именно ты стала моей соседкой по общежитию, а затем и лучшей подругой, – признается Обри.
Я тронута ее словами, и шмыгнув носом, тяну к ней руки для осторожных объятий – не хочу сделать ей больно по неосторожности.
– Мне грустно как подумаю, что летом нам придется съехать отсюда, и мы больше не будем соседками, – ворчу я, раскиснув.
Наш выпуск все ближе. И хотя я с нетерпением ждала этого все четыре года, мне совсем не хочется разлучаться с Обри.
– Но мы не перестанем быть подругами. – Она улыбается, но блеск в глазах выдает ее.
Я быстро киваю.
– Нет, конечно. Ты будешь приезжать ко мне в Калифорнию. При условии, что я попаду в Колтех. – На этих словах мой желудок сводит: несколько дней назад я подала заявку в Калифорнийский Технологический Институт, приложив рекомендательные письма от Мейсона и Маккинли. Теперь мне остается только ждать решения комиссии. Если меня примут, осенью я буду в Пасадене, где проведу следующие два года. А это означает также разлуку с Мейсоном. Надеюсь, наши отношения переживут расстояние, но меня это пугает.
– Ты обязательно попадешь туда, – без тени сомнения отзывается Обри. – А затем ты получишь финансирование для своего проекта, прославишься и разбогатеешь, а я буду давать интервью и хвастаться дружбой с тобой.
Я прыскаю от смеха: у Обри смелые фантазии. Хотя не сказать, что порой засыпая, я и сама не думаю о том же.
– Даже если из этого что-то и получится, Маккинли никогда не согласится, чтобы вся слава досталась мне.
Мы с Обри дружно морщимся при упоминании моего куратора. В этот момент раздается стук в дверь. Это, должно быть, Мейсон.
Я готова и мои вещи собраны. Мы направляемся в Буффало на уик-энд, чтобы навестить Ханну.
– А вот и твой любовник, – тихонько поет Обри. Я слегка щипаю ее за руку и бегу к двери.
МЕЙСОН
Ханна находится в больнице почти год. Она вынуждена оставаться здесь для ее собственной безопасности. Порой бывает сложно объяснить восьмилетнему ребенку, почему ей нельзя вернуться домой, или почему прогулка на улице может быть опасна для нее. Больничная палата стала ее домом, и никто из нас не знает, как долго это продлится и когда Ханна сможет вернуться домой без опасения, что окружающий мир убьет ее, потому что ее иммунная система разрушена и больше не справляется, чтобы защитить ее.
В последнее время я стал замечать, что она все реже и реже спрашивает, когда сможет уехать из больницы. Будто она больше не верит, что однажды ей будет позволено это сделать. Не просится выйти в парк, пусть всего на несколько минут.
«Совсем чуть-чуть, папочка. Можно мне выйти совсем ненадолго?»
Каждый раз отказывая ей, я словно отрываю часть от своего сердца. Вся ее жизнь превратилась в сплошные запреты и ограничения. Она строго расписана и подчинена правилам, невыполнение которых грозит ее слабому здоровью.
Чтобы навестить свою дочь, мне приходится надевать специальную стерильную защиту поверх своей одежды, потому что любой вирус может стать для нее смертельным.
– Мы с Пем могли бы стать донорами – но наша совместимость не превышает пятидесяти процентов и шанс, что мозг приживется – слишком мал. Ни я, ни Пем не хотим так рисковать, потому что если начнется отторжение… – Я замолкаю. Не могу это произнести. У меня спирает дыхание каждый раз, когда я об этом думаю.
Следя за дорогой, я крепче стискиваю руль. Мне тяжело говорить о состоянии Ханны, но Лиса доверилась мне, когда рассказала о своем прошлом. Рассказывая ей о своем настоящем, я доверяюсь ей.
Почувствовав, как она кладет свою ладошку на мое бедро, я бросаю на нее быстрый взгляд. Она улыбается мне мягкой, ободряющей улыбкой, поощряя меня продолжать.
– Химиотерапия и выбранное лечение пока что помогает. – Я прочищаю горло, и голос начинает звучать тверже. – Это дает ей время, чтобы найти подходящего неродственного донора. Пересадка повысит ее шансы на выздоровление. Но донора все еще нет. И я не знаю, хватит ли у нее времени, чтобы дождаться.
– Это несправедливо, – шепчет Лиса, покачав головой.
Я хмыкаю:
– Да уж. Я думаю об этом каждый день. Ханна не заслужила этого. Ни один ребенок не заслужил столкнуться с несправедливостью этого дерьмового мира, – мрачно говорю я.
Я замечаю, как она отворачивается к окну, съежившись. Она не понаслышке знает о несправедливости и том, какие паршивые вещи могут случиться с любым из нас.
Боже, как бы мне хотелось отыскать уебка, который дал ей этот опыт и заставить его харкаться собственной кровью!
