Вот оно что. Я развожу руками. По-английски – не бельмеса. Я же никогда не учился по настоящему, в нормальную школу и то не не ходил. По музыкальным скакал – да, но там не всему учат. И оттого, у меня в образовании огромные прорехи. Довольно странные, надо сказать. Например, я могу читать ноты с листа, но до сих пор пишу букву «Р» в разные стороны. Поэтому я не смогу общаться с этой белкой на английском языке, даже если очень захочется. По-фински чуть-чуть нашустрился уже и мог бы попробовать. Хотя у белки этой и по-русски неплохо выходит.
И я дожидаюсь, пока белк наконец утопит кораблик. Потом основательно кашляю. Это очень суровый кашель. Эхо разносит его на всю ванну.
– В чём проблема? – бубнит белк. – На каком хочешь могу… мне всё равно. Не знаю, как это у меня получается.
– А зовут-то тебя как?
Вода уже готова перелиться через край.
Я усаживаюсь поближе и выключаю воду.
– Ну, – спрашиваю я, – в чём проблема? Зовут-то как белку? Хорошую такую белку как зовут? – пытаюсь дружелюбно запустить руку в его шерсть я, и белк немедленно нападает на мой локоть. Укусил!
Чтож, приходится окунать локоть в ванну, и держать до тех пор, пока не пройдёт. Как тут не расердиться.
Плевать мне на то, как тебя зовут, вот что! Буду тебя звать зубастой задницей. Только тогда мы не подружимся с тобой никогда. И не очень то, прямо скажем, и хотелось.
Рукав, тем временем, перестаёт набухать красными пузырями. И я делаю движение в сторону пианино.
– Сфера, – вдруг стеснительно бурчит белк.
– Чего? – спрашиваю я, – Сфера?
– Называют меня Сферой. Какая разница, как называть. Тело не ус!
На меня накатывает злость за укушенность.
– Извини, но Сферой я называть тебя не буду.
Белк обиженно топорщит усы и отворачивается.
Белка Сфера! Ха ха! Тело не ус!
– Может ты Ус? – верчу на языке я задумчиво. – Нет, ты не Ус!
Вдруг меня озаряет:
– Тело не ус! Ты – Телониус!
– Можно и так, – отвечает белк безразлично. – Возможно, что Телониусом меня и зовут. А дальше что – не помню.. Не то Трах не то Бах…
Белк грустнеет на глазах, толкает лапкой кораблик.
Телониус Монк, вспоминаю я. Да, пусть белка будет Телониусом. И больше ничего не нужно. Никакого Траха. Интересно как этот Монк выглядел?
Но на мою белку жалко смотреть. Мучается. Ему не хватает громкого завершения своего звучного имени? Пожалуй, что так. Уж очень серьёзно он задумался. Но ведь не Монк же он. И не Бах…
– Телониус Белк, – радостно ставлю точку я. – Ты Телониус Белк.
Белк удовлетворённо фыркает.
Кудряшка стучит по батарее. Трах! Бах! Монк! Белк!
Глава шестая
Укусил меня этот Телониус Белк достаточно сильно. Играть сразу же стало тяжело. Кровь больше не заливает рубашку, но зато рука резко пульсирует. Это и сбивает меня толку. Мой обычный пульс – семьдесят ударов в минуту. Укус Белка Телониуса разогнал его до восьмидесяти пяти, точнее сказать не могу без метронома. А что мне сейчас нужно, так это уткнуться в пятьдесят и меньше. Пытаюсь обозначить последовательность одной из типичных для Монка идиотских пьес, перед которой спасовал бы любой сегодняшний негр из Беркли. Но не могу, потому что мой пульс скачет.
А может быть всё из-за того, что я занимаюсь прямо на глазах у Белка. За спиной слышно как тот посмеивается, взлаивая.
А может и не он. Может, это посмеивается раковина, перемалывающая последствия вымывания укромных мест Белковой шубы, которую он сам же туда и нашерстил. Сам же Телониус Белк, удобно устроившись на кухонном столе, облизывает блюдце от блинного торта. Но всё-таки прислушивается. И прищуривается. Так, словно вспоминает что-то. А может и нет – только кажется так, что вспоминает.
Остатки еды подходят к концу. Наступает время прогулки. Только что я это уточнил, посмотрев на часы в виде двух уродливых троллей, тянущих друг на друга подкову с делениями в виде секунд. Да, время подходит к концу. И если продолжать играть, то в шесть часов Кудряшка снова покажет всю свою ко мне нерасположенность по новому поводу.
Что-то подсказывало мне, что по дороге никто моего Белка не увидит. И ведь действительно так. Все прохожие по привычке раскланиваются со мной точно на балу, а на белку даже ни разу не посмотрели. Так что, скорее всего, я просто схожу с ума. Это хреновый расклад. Всё-таки неспроста я услышал тогда русскую речь на концертнике Эрика Долфи. Вслед за этим пришёл русскоговорящий белк. И неизвестно ещё, кто появится передо мной в ближайшей перспективе.
Буду, пожалуй, считать, что я просто переутомился слегка.
Ну, подумаешь, русская речь померещилась. А белк размером с небольшой мотоцикл и толстый как надувной кит? Телониус Белк, это же надо такое придумать!
Странно, – думаю я и тихонько трогаю его за шерсть на хвосте. Белк тут же прижимает уши. Через него вдруг проходит электрический ток. Касания этого тока, я правда, не ощутил, но кажется что-то почувствовал.
Хвост был холодный и мокрый. Вдобавок, он постоянно дёргался, точно садовый шланг, когда сквозь него проходит вода из-под крана. Интересно, достаточно ли этого, чтобы считать моего белка живым? Но ведь не мёртвым же мне его считать, не с того света?
А почему бы, в самом деле, и нет?
Тууликаалио – населённый пункт довольно-таки унылый. И, вдобавок, серый, точно грозовая туча, которая никогда не прольётся дождём. А главное – воздух здесь пустой и гулкий. В этом воздухе и живёшь как в пустой кастрюле, поставленной на огонь. Хоть и птицы поют над головой, но, пока на горизонте автобус не появится, или самолёт не пролетит, мерещится, что тебя заживо похоронили. Вот вы смеётесь, а мне, может, только того и надо было – чтобы заживо себя похоронить. Я так себе всё это и представлял. Причём задолго до того, как сюда переехал.
Проблема в том, что представить себя похороненным под Иматрой очень сложно. Вроде бы на первый взгляд тут никого нет. Один сплошной лес и несколько нежилых помещений. Вот, например, прямо передо мной – не то ангар, не то огромный яркий контейнер для мусора. Но как только расслабишься, так тут же появляются головы тут и там. Облачённые в капюшоны или обряженые во встопорщившиеся шапочки, которые финкие жители носят на манер колпака – точь в точь как садовые гномы. Почему же именно шапочки бросаются в глаза первее всего? Потому что, пока не выйдешь на шоссе, дорога идёт то вверх, то вниз. И, поэтому, вначале голову видишь, и уже по ней гадаешь, кто идёт – седой финский металлист или бабушка? Вариантов немного, а принцип совершенно такой же, как и в кубике Рубика. Стороны четыре, цветов семь. А комбинаций, наверное, сто пятьдесят. Или как в хроматической гамме, где комбинаций можно накрутить до бесконечности. Поэтому наблюдать за металлистами и бабушками – хорошо. По крайней мере, не надоедает.
