«Я, словно призрак», — ворвалось в сознание чужим голосом, зацепилось тревожной мыслью, повисло в холодном воздухе красной лентой. В голове вспыхнуло и погасло несколько тактов скатовской музыки. И лунно-прозрачный образ над кипящей черной волной.
Какие-то странные образы закрались в сознание, будто что-то давнее, позабытое.
Золотая степь в лохматых хвостиках ковыля, белёсое, выжженное солнцем небо. Ощущение полёта в груди, ритм бьющегося счастьем сердца. И разрывающий связки горячечный шепот:
«Будь ты проклят!»
Четвертая серия
1
Тимофей не курил. Однажды, много лет назад, когда начала работать в дельфинарии — попробовал за компанию. В тот день дельфин Даня не взял из рук Тимофея рыбу. Окатил его водой и презрительно уплыл на глубину. Вся стая поддержала бойкот, даже Тиша, молодой и всегда голодный дельфин, понуро поплыл за старшими, разочарованно щёлкнув языком. Бойкот длился до тех пор, пока Тим не почистил зубы и не съел на глазах всей серохвостой банды яблоко. С тех пор Тимофей не курил, но почему-то всегда держал пачку сигарет в бардачке. Когда нервничал — любил мять сигарету в руке.
Вот и сейчас, притулившись к забору, растирал пальцами едкий табак. И смотрел на неприметную калитку. Ровно в семь тридцать она тихо скрипнула, выпустив со двора тощего и долговязого восьмиклассника. Поправив на плече синюю школьную сумку, пацан неторопливо направился к автобусной остановке, на ходу доставая смартфон и распутывая наушники.
Тим сдунул перетёртый табак себе под ноги, пошёл следом, чуть ускоряя шаг. Догнав за углом, резко дёрнул на себя длинную ручку школьной сумки, одновременно перехватив парня за плечо и прижав к каменной кладке забора. Белые кнопочки наушников испуганно повисли на тощей шее.
— Здорово, Витёк, куда спешишь?
Долговязый оцепенел:
— Так в школу, алгебра первая…
Тимофей прищурился, посмотрел будто мимо пацана:
— Алгебра — это хорошо. Я что сказать тебе хотел — ещё раз к Светке полезете, дам в харю. Понял? — пацан неохотно кивнул, попробовал что-то возразить. Тимофей покачал головой, резко вдавил пацана в забор: — Не, вижу — не понял… Объясняю ещё раз. За безопасность и сохранность моей Светки отвечаешь головой. Если хоть одна царапина… Хоть один синяк…
— Да я чё, я ничё. Меня Олька Бусина попросила подшутить, — жалобно скулил Витёк.
Тимофей сосчитал до трёх, медленно выдохнул, как на глубине, спасаясь от кессонки.
— Ты мне не финти, понял? Третий раз-то объяснять не буду, — Витёк побледнел, торопливо кивнул. Тим отпустил его, повесил сползшую до земли сумку обратно. Похлопал отечески:
— Вот. Так-то оно лучше. И Максу с Ерёмой скажи. Считай, поручено вам шефство над моей Светланой. Понял?
Витёк насупился, глянул исподлобья на коренастого соседа, пробурчал неохотно:
— Понял… Идти могу?
— Иди. Удачи на алгебре.
Он подождал, пока Витька сядет в автобус. Только когда жёлтый хребет скрылся за домами, повернул назад к дому, завёл байк и направился за город.
* * *
Лагерь археологов выглядел притихшим и будто неживым. На девять утра назначено повторное обследование объекта 2/17, только теперь ещё и под прикрытием сканеров. Ребята-археологи хотели поднять со дна то, что они с Гришкой нашли в каюте капитана. Но, судя по гробовой тишине на лодочной станции, никто никуда сегодня не собирался.
Чертыхнувшись, Тимофей направился на поиски Али.
Нашёл его у палатки Скворцова.
— Чего сидим-то? — он торопливо протянул руку, пожал узкую ладонь археолога. — Мы сегодня как, ныряем или не ныряем?
Археолог мрачно поморщился:
— Да чего-то, наверно, не ныряем. Шеф уехал. Да и… Суматоха тут всякая.
Тимофей скрестил руки на груди, зажал кончики пальцев под мышками:
— Чего за суматоха? Черепки ваши спёрли под покровом ночи?
Али отмахнулся:
— Да ну тебя. Дочка Оза заболела, в больницу он её увёз.
В груди у Тимофея нехорошо ёкнуло, словно застарелый механизм сломался:
— Аню? А чё с ней? — видя, что Али не торопится с пояснениями, Тим разозлился: — Да хорош темнить-то уже. Чё случилось, колись!
— Да я сам не знаю, честно. Истерика у неё какая-то была, бегала по лагерю, орала…
— Может, напугал кто? — Тимофей прищурился, чувствовал — Али что-то не договаривает. — А что орала-то?
Али отмахнулся:
— Да ерунда какая-то… «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати».
Тим нахмурился:
— Это на старославянском что ли? А че такого? Вы ж это… того… изучаете в своих универах.
Али посмотрел на него сурово:
— Не историк она, Тим, не историк. С чего ей заговор от трясовицы повторять посреди ночи?
Тимофей поморщился недоверчиво:
— Ч-чего?! Анька че, не историк, не археолог что ли?
Али закатил глаза:
— Что слышал. Певица она. Не знаю, зачем Оз её сюда притащил. И кричала она фрагмент заговора от трясовицы, лихорадки то есть, по рукописи Ефименко. Зачем он ей — не спрашивай. Не знаю все равно.
Он решительно направился к штабу археологов — большой палатке с квадратным тентом. Тимофей нагнал его у сетчатого полога:
— Так Аню-то куда увезли?
— Под Новороссийск или в Анапу куда-то, точно не знаю. Там, кажется, доктор у Оза знакомый или посоветовал кто… — археолог нервно дернул головой, прикрикнул: — Чего ты ко мне прикопался вообще? Нам-то с тобой какое дело?
2
Рявкнул ключ в дверях.
— Подъем, красавица. Уборная, процедуры, зарядочка, завтрак в восемь-пятнадцать, без опозданий, — пожилая женщина в белом халате по-хозяйски зашла в палату, проверила горшок.
Аня посмотрела на серое небо:
— Сколько времени сейчас?
Старушка подобрала Анину пижаму, покачала головой, повесила на спинку кровати. Посмотрела на закутанную в одеяло девушку с сожалением:
— Так шесть часов уже. Тебе процедуры назначены?
Аня безразлично пожала плечами:
— А это правда психиатрическая лечебница?
Старушка покачала головой:
— Да нет, слава-те, Господи. Санаторий это. Нервную систему тут лечат. Есть и психические, в периоде ремиссии, но немного: такие все больше домой стремятся.
— А почему двери на ночь запирают?
Женщина неопределённо махнула рукой:
— А кто их знает. Попроси, чтобы не запирали. Смотря кто на смене ночной. Сегодня Галина Антоновна была, так она всегда запирает, особливо если ты её чем обеспокоила. Обеспокоила?
