— Может, водички? — предложил он, прерывая затянувшуюся паузу: Надежда никак не могла начать, крутила в руках носовой платок, ставила на колени сумочку, снова спускала ее на пол.
— Я пришла просить у вас помощи, — вместо ответа отозвалась она.
— Я весь внимание, — «Айболит» понимающе кивнул. — По телефону вы сказали, что вопрос касается вашей близкой родственницы, я вас правильно понял?
— Моей дочери, — Надежда внимательно посмотрела на хозяина кабинета. — Речь шла о моей дочери. Ей поставлен диагноз диссоциативное расстройство личности… Она поехала с отцом в Анапу, в экспедицию. И там у нее случился кризис, муж показал ее специалистам…
Она говорила как заведенная, боясь, что упустит что-то важное, а потом не сможет вернуться. Потому что озвучить то, что ее дочь психически нездорова, оказалось еще сложнее, чем думать об этом. Она не сразу заметила, как «Айболит» протестующе машет руками:
— Погодите-погодите, Надежда Ивановна! — она замолчала, наконец. Растерянно посмотрела на доктора. — Давайте обо всем по порядку. Сколько времени длится ваша ситуация, скажите мне.
— Несколько дней. Почти неделя.
Михаил Федорович почесал бровь.
— И под наблюдением какого кудесника находится ваша дочь?
— Андрис Александрович Страуме, у него клиника в Вильнюсе. На Черном море у него что-то вроде реабилитационного центра или закрытого пансионата…
— Да-да, я в курсе. Наш мир, знаете ли, весьма узок. Мы все, как говорится, спим под одним одеялом, — доктор, казалось, был озадачен: он снял очки, придвинул к себе футляр, достал из него мягкую квадратную тряпицу, протер стекла. — Я, знаете ли, очень высокого мнения об Андрисе Александровиче.
— Скажите, я хотела бы ее забрать оттуда, привезти в Москву. Возможно, в вашу клинику…
— Привозите, — «Айболит» пожал плечами.
Надежда опешила:
— То есть как «привозите»? Андрис Александрович не рекомендовал нам этого делать. Говорил о необходимости постановки на психоневрологический учет в этом случае.
При каждой фразе гостьи «Айболит» заметно мрачнел. Надежда замерла, прижала к себе сумочку.
— Мне сложно сказать. Я не видел историю болезни вашей дочери, — он старался быть максимально корректным. — Но мне в принципе не ясна ситуация с диагнозом. Такая поспешная его постановка мне кажется довольно… неожиданной.
— Почему? — Надежда улавливала недовольство доктора, его настороженность. Михаил Федорович тщательно подбирал слова, старясь обобщать и избегать конкретики.
— Потому что диссоциативное расстройство идентичности — это сложное психическое заболевание. Представьте нарушение синтеза чего-то. Раскол. Распад. Было целое, и вот его нет, — он внимательно посмотрел на собеседницу, словно оценивая степень ее собственной адекватности. — Основная функция нашего сознания — это самоидентификация. Кто я? И отвечая на этот вопрос, мозг ежесекундно, даже находясь во сне, проделывает огромную работу. Он удерживает информацию о прошлом, фиксирует настоящее, прогнозирует ближайшее и отдаленное будущее. Кроме того, это опознавание собственного тела, собственной речи, голоса, поступков. Понимаете?
Надежда кивнула: вроде бы, «Айболит» говорил об очевидном. Но она чувствовала, что он хочет донести что-то важное.
Доктор удовлетворенно откашлялся.
— До недавнего времени диссоциативное расстройство вообще не рассматривалось как самостоятельное заболевание. Да и сейчас его дифференциация и диагностика осуществляются фактически методом исключения смежных по симптоматике заболеваний: наркология и тяжелые психозы, шизофрения. Опять же необходимо исключить посттравматическое расстройство. Основной метод — помимо анализов и некоторых исследований — длительное наблюдение. На это обычно уходят месяцы, а то и годы.
Надежда встрепенулась:
— То есть диагноз мог быть поставлен неверно?
Михаил Федорович нахмурился:
— Не возьмусь судить без соответствующих наблюдений и исследований. У Андриса Александровича огромный опыт.
За окном совсем потемнело: черная туча накрыла город. Глубоко вздохнув, она метнула в него первую связку молний. Притихшая липа под окном дрогнула. «Айболит» торопливо захлопнул раму, отбросив непогоду.
Надежда Ивановна поняла главное — дочь нужно вызволять.
6
Поговорив с дайвером по телефону, Анна достала из спортивной сумки джинсы и футболку. Подумав, натянула через голову черное худи. Мягкая ткань бережно прикрыла покрасневшие запястья.
Сформировав из полотенца и подушки валик, прикрыла его одеялом, имитировав фигуру лежащего под ним человека. Подхватив сумку, осторожно вышла в коридор. Стараясь держаться ближе к стене, проскользнула к главной лестнице, которая вела в просторный холл. И только тут сообразила, что дверь, скорее всего закрыта, а на ресепшен подремывает охранник.
Вернулась к своей палате, миновала ее, пройдя чуть дальше по коридору.
Еще две палаты по правую сторону коридора. Аня остановилась напротив двери в одну из них: Лера, кажется, заходила сюда. Осторожно, чтобы не скрипеть, девушка надавила на рычаг, толкнула дверь внутрь и тут же отпрянула: на нее вывалился, словно рев реактивного самолета, раскатистый храп. Девушка дернулась назад. Из-за резкого движения сумка съехала с плеча, бухнулась под ноги. Ручка двери выскользнула из пальцев, еще когда она пыталась перехватить сумку, дверь с силой захлопнулась.
— Кто там все шастает посреди ночи? — сердитый голос медсестры из ординаторской, узкая полоска красноватого света торшера косо легла поперек каменных плит.
Анна прижалась к стене.
Дверь соседней палаты приоткрылась, показалась всклокоченная голова Леры:
— Ты чего тут шумишь? — прошипела, втягивая внутрь палаты: по коридору прошаркали тяжелые шаги.
— Ща поймаю, кто тут шастает, и запру к чертовой матери, — недовольно бормотал сиплый со сна голос.
— Тебе чего не сидится на месте? — горячо прошептала Лера. Но, заметив, во что Аня одета, увидев сумку в ее руках, встрепенулась: — Ты куда собралась?
Анна оглянулась на дверь.
— Помоги. Уйти отсюда хочу…
Лера пожала плечами:
— Ну, завтра и уйдешь. Отцу позвонишь, он тебя заберет.
— Нет, сейчас надо, — Анна закусила губу. — Каждую ночь только хуже.
Валерия шумно выдохнула:
— Ты вообще соображаешь? Что ты ночью собираешься делать в незнакомом городе?
— Я Тима попросила меня забрать, — Лера заметила, что Аня дрожит.
— Погоди, — попробовала успокоить, взяла за руку, привлекла к окну и заглянула в глаза. Спросила строго: — Почему прямо сейчас?
Аня убежденно отозвалась:
