— Ху! — Хокон вскинул вверх руку с мечом.
По клинку, сливаясь в единый поток, хлынули голубые искры.
— Ху! — На одном дыхании отозвалась Стая.
— Ху-у-у! — Ринулись они вперед, на ходу принимая боевую форму.
* * *
Возвращение памяти было одновременно и благословением и проклятием. От мысли, что Агнар, единственный друг ее одинокого детства больше не вернется никогда, сердце истекало кровью. Но когда Хильд подумала, что может сегодня потерять и Орвара, оно ударилось о ребра с такой силой, что чуть не разорвалось на части.
Ну нет, отец, я никогда не стану такой, как остальные твои дочери. Ты создал их из тумана и льда, они не чувствуют ни сострадания ни жалости, они без тени сомнения выполняют любой твой приказ. Я уже видела этот фильм, и мне не понравился конец.
Но спасибо большое за то, что не отнял у меня Знание. Хильд в разное время подслушала и запомнила все Заклинания Отца (кроме тайного, восемнадцатого), причем двенадцатое сейчас горело перед ее глазами огненными буквами.
Двенадцатым я,
Увидев на дереве
В петле повисшего,
Так руны вырежу,
Так их окрашу,
Что он оживет
И беседовать будет (2)
Да, в детстве Отец часто брал ее в Священную рощу. Они проходили в молчании среди висящих на деревьях тел — свиней, коз, лошадей — но перед людьми Один обязательно останавливался. Это посланцы, говорил он, ими нельзя пренебрегать. И тогда он острием ножа вырезал на ладони три руны — Йер, Альгиз и Беркану — и прикасался окровавленной ладонью ко лбу мертвеца. И тот открывал глаза и передавал послание от людей богам.
Земля под ногами перестала хлюпать, Хильд чувствовала, что поднимается вверх. Вот показался первый камень, он поднимался над землей всего на локоть, но она знала, что он уходит в землю на человеческий рост. Этот викинг был настоящим богатырем.
Йез, Альгиз, Беркана… С каждой насечкой боль становилась все нестерпимее. Она приставила острие пораденного Орваром ножа с ладони и зажмурилась, а потом надавила в последний раз. Возможно, любовь делала мужчин слабее, но женщинам она точно придавала силы.
Камень под ее рукой вздрогнул, по земле пробежали круги, огромного роста мужчина выпрямился в полный рост и расправил плечи. Его глаза скользнули по лицу стоящей перед ним женщины, на мгновение задержались на ее окровавленной руке, затем он повернулся в сторону, откуда доносились приглушенные крики.
— Не медли, — сказала Хильд. — Долог был сон твой, долги несчастья… — И добавила совсем по-простому: — Наших бьют.
— Ху! — Он уже бежал в сторону сражения, на ходу выхватывая из ножен меч.
Камни поднимались из земли один за другим, Хильд уже потеряла им счет. Ладонь перестала кровоточить, она чиркнула острием ножа по запястью и окунала в кровь палец. Йез, Альгиз, Беркана… Йез, Альгиз, Беркана…
— Агнар!
Очередной вставший перед ней воин недоверчиво посмотрел ей в лицо, затем коснулся пальцем щеки. Хильд и не знала, что плачет. Слеза на огрубевшем кончике пальца переливалась, как алмаз при ярком свете.
— Ты меня помнишь?
Его дорогое лицо было холодным и неподвижным, не живым и не мертвым — лицо человека сотни лет проведшего на грани между жизнью и смертью. Агнар посмотрел в ту сторону, куда бежали воскресшенные ею люди, и Хильд перестала цепляться на его одежду. Он заслужил свою Вальгаллу, больше она не будет мешать.
Она уже не помнила, как долго бродила по курганам, просто в какой-то момент колени подломились, и она осела на землю. Затем кое-как перевернулась и подползла к очередному камню. Поднять его уже не было ни сил, ни крови. Она даже биения собственного сердца не слышала, просто пальцы превратились в ледышки, и очень хотелось спать. И ног не чувствовала. Хильд сама не понимала, какая сила не позволяет ей закрыть глаза. Она должна была дождаться… узнать… что? Наверное, что-то важное, раз до сих пор не заснула.
Затем в груди что-то дрогнуло и потянуло, она улыбнулась непослушными губами и прошептала:
— Орвар.
1. Цитата из «Речей Сигрдривы»
2. Цитата из «Речей Высокого»
ГЛАВА 39
Орвар опустил меч и вытер тыльной стороной ладони потный лоб. Он уже не понимал, где находится, надо было осмотреться. Ноги по щиколотку утопали в жидкой грязи, щедро разбавленной кровью. Запах крови, смешанной с запахами пота, мочи и еще чего похуже был таким густым, что казалось, обволакивает кожу толстой пленкой. Да уж, война пахнет не розами.
Царство Хель (1) вполне могло выглядеть таким образом, но его меч был по-прежнему в руке, и Орвар был уверен, что ни разу не выронил его. Стало быть, после смерти ему полагалось место получше, чем угрюмый Хельхейм, а раз он не летит в Вальгаллу с какой-нибудь симпатичной валькирией в обнимку, значит, живой еще.
А у живого свои заботы. Он поднял голову к невидимому за одеялом тумана небу и закричал во всю силу легких:
— Эйги! Эйнхамр! (2)
— … амр-р-р-р, — что-то чавкнуло вдалеке.
Наверное, на поля уже катил свои воды Гьёлль, чтобы забрать тела мертвых леопардов. Сверху доносились птичьи крики — то ли возвращались после зимовки лебеди, то ли кружили над мертвыми героями дочери Одина. Хильд могла бы быть среди них, подумал он. Интересно, рада ли она будет увидеть меня живым? Или она уже выпила мед забвения и ей все равно?
— А-ррр, — донеслось из тумана. — Орвар-р-р!
Стараясь не наступать на дохлых леопардов, он двинулся на голос. Странно, но своих среди погибших почти не было. Он боялся надеяться. Через какое-то время из тумана выступила смутная фигура, за ней еще одна.
— Кьяртан? — Спросил он. — Живой? А что с остальными?
— Боли и Греттир собирают раненых. Кнута помяли серьезно, но жить будет. Остальные из побратимов более-менее на ногах. Мертвых эйги нашли пока восемнадцать. Конунг уже распоряжается насчет погребальных костров. Хочешь выпить?
Выпить? Конечно, он хотел. Кьяртан сунул ему в руку открытую фляжку и, улыбаясь, сказал:
— За победу!
Водка обожгла горло, задеревеневшие мышцы начали расслабляться.
— За победу! — Повторил Орвар. — За всех, кто заплатил за нее жизнью.
— За моего отца, — тихо сказал Кьяртан.
— Дядя Олаф погиб?
Поначалу Орвар пытался держаться возле старика, но потом потерял его в битве.
— Да. Я сам вытащил его из-под мертвых леопардов. С мечом и улыбкой на губах. — Кьяртан покачал головой и снова ухмыльнулся. — Никогда еще не видел своего старика таким довольным. Смерти на соломе (3) он боялся больше, чем импотенции.
— За твоего отца! — Орвар снова поднес фляжку ко рту и сделал глоток.
