Она плавно опустила свой тощий зад на отодвинутый официантом стул, ослепительно улыбнулась Лине, а затем, словно приступая к главному блюду, перевела взгляд на меня.
Потешно было наблюдать, как на ее лице вдруг проявляется некая догадка, которая потом перерастает в узнавание, а далее в удивление. И наконец, в чистую, ничем не замаскированную злобу.
Взгляд Хили вернулся к Покахонтас. Она секунд десять ловила воздух раздутыми от силикона губами и явно искала в своем примитивном, как у никобарского дикаря, словаре подходящую для приветствия фразу.
Я забавлялся, придумывая их для нее. «Я съем твою печень», «я вырву твое сердце». Подходит? Прибереги эти оскорбления для меня, Хили. Сегодня вечером они тебе понадобятся.
Я попробовал «Шато Лафит» 1999 года и кивнул сомелье. Затем подождал, пока рубинового цвета жидкость переместится из пыльной бутылки в наши бокалы, и бросил льняную салфетку рядом со своей тарелкой.
— Итак, приступим.
Глава 26
ЛИНА
Полтора часа спустя я покидала выбранный Джокером французский ресторан не то, чтобы подавленная, но порядком растерянная. Мне впервые довелось наблюдать, как снимают шкуру с живого человека. То, что на моих глазах Джокер проделал с членами Совета директоров «Джонсон и Ко», оказывается, было еще цветочками.
И самое главное, я не знала, как мне следует расценить все увиденное. Судя по документам из черной папки, через пару месяцев у Мартина Холбрука останется лишь то, что он успеет припрятать в носок или за диван. Но если ему удастся каким-то чудом вывернуться из финансовой петли, то года через два-три койоты Черных Холмов лишатся своих земель, потому что «Говард энд Холбрук, Инк.» начнут там разведку горючих сланцев.
Кажется, Хили была не в курсе проблем отца. Желая побыстрее избавиться от нее, я медленно взяла свой бокал левой рукой и поднесла его к губам, давая ей достаточно времени разглядеть, что маленького колечка с большим бриллиантом у меня на пальце нет. Пусть выдохнет. Что поделаешь, хоть я и злопамятная, но память у меня дырявая.
Меня напоследок наградили пренебрежительным взглядом из-под слегка приподнятой брови, и на весь вечер позабыли о моем существовании. Этот маневр дал мне возможность полностью сосредоточиться на беседе мужчин. Если за салатом она еще напоминала пинг-понг, то к десерту превратилась во вполне себе полноценный обмен двадцатифунтовыми ядрами. Надо отдать Джокеру должное — не он сделал первый пробный выстрел. Зато ответил так, что мало сенатору не показалось.
В конце концов, я оставила свои моральные метания и сосредоточилась на шоколадном суфле с ликером Гранд Марнье. Интересно, можно ли его заменить на Кюрасао? Я всеми способами старалась игнорировать долетавшие до меня «передачу прав залога», «нечестную игру», «скандал в Сенате» и «поставки оружия сельджукам».
Ясно, что сенатор тоже не был Матерью Терезой, но Джокер вполне доступно дал ему понять, что дальнейшее сопротивление лишь спровоцируетего высадку без парашюта на скамью подсудимых рядом с нелегальными торговцами оружием.
В конце концов, с какой стати я должна осуждать Вилда ван Хорна, когда он жрет себе подобных? Бизнес это никакое не партнерство. Это война — скрытая или явная. Дело, для которого, собственно, мужчины и рождаются на свет.
Кстати, о коже. Мои предки, например, снимали ее со своих врагов не в переносном, а в очень даже прямом смысле, но так как я была человеком цивилизованным и свои нервы берегла, то решила спрятаться под конец вечера в дамской комнате.
В конце концов, обитая голубым бархатом скамеечка была удобной, вай-фай работал отлично, а пока я проверю рабочую почту, сенатор с дочкой, дай Бог, нас покинут. Не сложилось.
Цокот накладных ног Хили в коридоре я расслышала за пять секунд до того, как открылась матовая стеклянная дверь с позолоченной ручкой. Не обращая на меня внимания, дочка сенатора (в скором времени уже бывшего) сосредоточилась на своем макияже. Если учесть площадь, которую ей предстояло покрыть Dior Rouge Dior оттенка Trafalgar, у меня был верный шанс сбежать. Снова неудача.
— Все еще пытаешься подцепить Вилда? — Не оборачиваясь ко мне, Хили мизинцем поправляла краску в уголке рта. — Такие, как он, не женятся на таких, как ты.
И слава Богу, захотелось сказать. Но я ответила иначе:
— На таких, как ты, тоже.
Хили обиделась, хотя, казалось бы, с чего:
— Люблю, когда меня учат жить нищие неудачники. Просто запомни, что это не твоя Лига, и на этом успокойся, Покахонтас.
Ясно. Дочка сенатора весь вечер просидела за столом рядом с отцом, но так ничего и не поняла. Я встала рядом с ней и оперлась обеими руками о мраморную столешницу. Наши взгляды встретились где-то в Зазеркалье.
— Помнишь Аманду Уайт, Хили? Она тоже когда-то считала себя игроком Высшей Лиги.
И покинула ее в одночасье, в день, когда в дом ее отчима явился судебный пристав.
— Что ты этим хочешь сказать?
Рука с алой помадой зависла в воздухе.
— Сдуй пыль со своего диплома, Хили, — от всей души посоветовала я. — Он тебе скоро понадобится. Надеюсь, ты доучилась до магистра и не ограничилась бакалавром?
Выражение ее лица в зеркале рассказало мне о многом. Прежде всего о том, что мой самый короткий со времен Шекспира монолог имел успех. Ответа я не ожидала. Дайте уже мне мой Оскар, и я поду.
И я пошла.
* * *
На заднем сиденье лимузина, где я ехала рядом с Джокером, меня не покидало предчувствие, что неприятный вечер может закончиться совсем отвратительно. Исходящие от Вилда волны самодовольства захлестывали меня с головой.
Несомненно, в эту минуту он ощущал себя хозяином мира, который плевками сбивает самолеты и тушит пожары. Одним выдохом надувает бильярдные шары. Ходит на медведя по-большому. И собирается завершить сегодняшней вечер какой-то особенно неприятной гадостью.
Как говорится, предчувствие меня не обмануло.
— Спокойной ночи.
Я собиралась юркнуть в свою комнату, запереть дверь и сидеть тихо, как мышка, до утра. Не успела.
— Подожди.
Не сводя с меня глаз, Джокер снял пиджак, затем медленно развязал галстук.
— Что-то еще?
Он все так же смотрел на меня из-под лениво опущенных век. И слегка улыбался уголками рта.
— Ты ведь все поняла.
— Что именно?
— Я заметил, как ты насторожилась, когда зашла речь о земле.
Глупо было отрицать очевидное.
— Поздравляю, скоро ты будешь владеть половиной Соноры.
— За исключением тысячи квадратных миль на восточном склоне Скагита.
Я пожала плечами:
— Надеюсь, ты выполнишь договор.