— Хороший план.
Стопки поднялись в воздух почти синхронно. Кто-то довольно крякнул, а Гичи ухмыльнулся. После своего ослепительного, как молния, хука слева он нравился мне все больше.
— Выпьешь со мной?
Ломаться койот не стал:
— Как известно, по соотношению «цена-качество» с халявной текилой не сравнится ничто. Наливай.
Возможно, он был прав. Бывают дни, когда в горло не лезет ничего, кроме кактусовой водки.
— Как она, кстати? Понос и импотенцию уже обещала? — Как бы между делом поинтересовался Гичи.
— Ну, да.
— Ты учти, — он зорко глянул на меня из-под широкой темной брови. — Она может.
— А ты откуда знаешь? — Внезапно обозлился я. — Сам к ней яйца подкатывал?
Койот не заметил, как моя рука сама собой сжимается в кулак.
— Обижаешь, — возмутился он. — Конечно! Только бесполезно это все. С Линой мне не светит ни одна свечка. И тебе тоже. И вообще никому.
Ладонь обмякла. Ладно, живи пока, Гичи.
Сквозь стук стекла о дерево барной стойки, пробилась безумная мысль. Вообще никому? Вообще? Дайте сосредоточиться… Неужели после меня Лина так и осталась нетронутой?
Я вспомнил ее легкий, свежий, не запятнанный ничьими потными руками запах. Кажется, за спиной сами собой начали расти крылья.
Я дурак! Я кретин! Я полный идиот! Какое счастье.
Половина нашей компании уже лежала лицом в стол. Гичи отсалютовал мне на прощание двумя пальцами у невидимого козырька. Пока, мужик, сегодня ты мой лучший друг.
Оказывается, снаружи прошел короткий дождик. Я остановился, полной грудью вдыхая чистый воздух. В голове медленно прояснялось.
Мокрый асфальт пестрел отражениями разноцветных огней, и, засмотревшись на них, я не заметил шакала, движущегося мне навстречу короткими контр-галсами. Или это штормящий тротуар бросал его из стороны в сторону? Я остановился, чтобы проверить свою теорию.
Так и есть. Шакала швырнуло к стене магазинчика. Понадежнее заякорившись плечом в кирпичной кладке, он оглянулся по сторонам в поисках аудитории. Я ждал.
Мутно улыбаясь, он нащупал меня взглядом и попытался сосредоточиться. Я ждал.
И дождался. Шакал поднял к носу кулак и старательно отогнул указательный палец. Палец закачался перед его лицом, словно перевернутый маятник.
— Но это еще не все, — заявил он мне многообещающе.
И тут же изверг в моем направлении густую зловонную струю. Несколько капель разбились о тротуар в паре дюймов от носков моих ботинок, а выполнивший свой долг до конца шакал, сполз по стене на землю и отключил внешний мир.
Ладно, и тебе спасибо, чел. Как-никак ты поделился со мной последним, что имел.
Вот, значит, какой ты, Восточный Харлем.
Глава 27
ЛИНА
Фукан помер бы от зависти, узнай он о моем последнем марш-броске по крышам Нью-Амстердама. Вот только платье, к сожалению, не выдержало. Отправив шелковую тряпку в мусорное ведро, я наскоро вымылась и упала в свою постель. Несколько часов сна вернули меня в реальность и превратили в довольно разумного и мыслящего человека.
Во-первых, я совершенно не жалела о расторжении договора с Джокером. Во вторых, мне нужно было забрать свои вещи. И дневное время, когда этот контрол-фрик управляет миром из своего офиса, вполне подходило для последнего визита в его квартиру.
Вот только мой расчет не оправдался.
Джокер спал на диване в гостиной. Стараясь двигаться как можно тише, я отыскала сумочку с моим телефоном, а потом прошла в спальню.
Рюкзак был почти полон, когда мелькнувшая на периферии зрения тень заставила поднять голову. На пороге моей комнаты, прислонившись к притолоке двери, стоял Джокер. Неудивительно, что я его не услышала — он был бос. Взлохмаченные волосы, измятые брюки, выпущенная из-под ремня и почти полностью расстегнутая рубашка — сейчас его вид заставил бы плотоядно застонать половину женского населения Нью-Амстердама. Ну, ладно, все женское население Нью-Амстердама.
Затягивать молчание было бы слишком рискованно.
— Я ухожу. — Больше я на него не смотрела. — Можешь продолжать оскотиниваться, Джокер. Но только без меня. А я наконец, высплюсь по человечески и вернусь к нормальным людям.
Точно. К людям, которые хоть и режут друг друга и стреляют, но не имеют привычки ковыряться в чужой душе зубочисткой.
Забросив рюкзак на плечо, я двинулась к двери. Мне заступили дорогу, как это предсказуемо.
— Отойди.
Неужели опять придется удирать через окно. Упс, а окно-то, кажется, закрыто.
— Я идиот, Лина.
От неожиданности я моргнула. Нет, конечно, ничего подобного не могло прозвучать вслух.
— Ты не сообщил ничего нового. Дай дорогу.
— Аделина, прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Просто я не умею разговаривать с нормальными людьми. Прости… пожалуйста.
Кажется, в комнате внезапно закончился кислород. Вилд ван Хорн никогда не просил прощения. Одна мысль о такой возможности казалась абсурдной.
Пока я растерянно соображала, нужно ли мне что-то ответить или просто оттолкнуть преграду в сторону, его рука мягко завладела моими пальцами. Черт, снова это бессильное онемение начало подниматься от ладони вверх — к локтю, к плечу.
— Ты никогда не пыталась дать мне отпор, Лина. — В его голосе звучало само искушение. — Признайся, своей гордостью ты наказывала не только меня, но и себя.
А что у меня было, кроме гордости? Ну, ладно, Джокер, хочешь наказания?
— Иди за мной.
На этот раз он посторонился без малейшего колебания. Мы — я первая, Вилд за мной — прошли в кухню. Там я намочила в холодной воде полотенце и сунула ему:
— Держи.
Он послушался, только растерянно посмотрел на мокрый прямоугольник у себя в руках. И тут же я коротким правым хуком врезала ему в глаз.
— Теперь приложи к лицу. Мы в расчете.
Все-таки он очень быстро двигался. Я даже не заметила, как меня дернули за руку, обмотали ушибленный кулак тем самым полотенцем и прижали к распахнутой на груди рубашке.
Макушку обжигал лихорадочный шепот:
— Прости… прости… прости.
Каждое это слово словно поворачивало во мне глубоко и надежно спрятанный вентиль. Сначала, с трудом, срывая многолетнюю ржавчину с резьбы, затем легче и, наконец, я охнула, всхлипнула и зарыдала в голос, уже не пытаясь сопротивляться.
Единственное, чего я боялась сейчас — показать Джокеру свое лицо, и потому изо всех сил уткнулась носом ему в грудь. Когда казалось, что жидкость вот-вот закапает с подбородка, я вытирала щеки о его рубашку и продолжала завывать.
