— Симпатичная пара, — совсем рядом раздался негромкий голос. — Ребенок у них попал под машину. Но умирать не собирается. — В голосе звучало насмешливое одобрение. — Упрямый парнишка.
За столиком напротив меня сидела женщина в больничной рубашке. Вглядевшись в ее лицо внимательнее, я недоверчиво произнесла:
— Миссис Говард?
Женщина недовольно поморщилась:
— Всегда ненавидела это имя. Зови меня просто Элис.
На прежнюю Элис ван Хорн Говард нынешняя была мало похожа. Нет, она не выглядела законченной алкоголичкой, как о ней сплетничали по городу. Но бледное измученное лицо и крайняя худоба надежд на ее возвращение к жизни не внушали.
— Вы уже умерли, Элис?
Ответом мне была тонкая улыбка на синеватых губах:
— Еще нет. И постараюсь продержаться как можно дольше. Ради Вилда.
Как жаль, что я не могла коснуться ее руки.
— А вы не хотите вернуться? Я могу попросить духов.
— Нет стоит, Лина. Я всегда знала, что ты добрая девочка, — улыбка наполнилась теплом, — но не нужно. Тяжело жить, никому не нужной, никем не любимой. Мое тело давно превратилось для меня в обузу. А теперь… — она оглянулась по сторонам, — … я знаю, что умирать не страшно.
Как странно, оказывается, можно жить без любви. Бывало, я жила без денег, без еды, без крыши над головой, но любовь всегда была со мной. Мама с сестрой любили меня всю мою жизнь, и друзья были рядом. Даже соседи не жалели для меня искренней улыбки. Даже незнакомые люди на улице.
А те, кто меня не любил… От них я просто уходила. И забывала.
Кто знает, может быть, после смерти Элис ван Хорн Говард обретет новую жизнь?
— Надеюсь, вас похоронят на Роузхилл. Там собралось неплохое общество.
Как еще я могла ее подбодрить? Элис рассмеялась, откинув голову назад:
— Спасибо за рекомендацию. Но я должна продержаться как можно дольше. Вилду нужно время.
— Для чего?
— Чтобы подготовиться.
— К чему?
Элис оперлась локтями о столешницу и наклонилась ко мне, как будто кто-то мог нас сейчас подслушать.
— В завещании моего отца есть один пункт. Очень важный. Он ссылается на старый волчий закон. Пост вожака и имущество достаются сильнейшему в роду. После оглашения наследства ему могут бросить вызов, и он обязан будет его принять.
Я недоверчиво покачала головой. Подобные законы сохранились у койотов и ягуаров, но чтобы у волков… Впервые об этом слышала. Кроме того…
— Разве у Дж… Вилда есть братья или кузены?
— Есть сын у моего мужа, — ее лицо брезгливо скривилось. — Он считался незаконным, но я знаю, что Генри тайно от всех оформил бумаги на усыновление.
— Значит, будет поединок?
Невольно вспомнился мой старый сон, когда я втайне от Джокера вошла в его сознание.
— Будет. И Вилд должен быть готов. Иначе потеряет все.
Все… И земли, предназначенные койотам, тоже.
— Что я должна ему передать, Элис?
Душам живых опасно на слишком долгий срок оставлять тело.
— То, что слышала сейчас. И еще, Лина… скажи, что я оставила для него письмо. В той книге, что он так любил в детстве. Думаю, он поймет. Прощай.
— Прощайте, Элис.
Легкого вам забвения. Спокойного вам прощания.
Джокер нашел меня все за тем же столиком. Не знаю, моргнула ли я хоть раз, с тех пор как ушла миссис Говард.
— Поговорить не получилось. — Он поставил передо мной очередной стаканчик с кофе. — Наверное, в глазах матери я даже последнего «прости» не заслужил.
— Нет, она тебя любит. — Вилд вскинул голову и недоверчиво уставился на меня. — Она оставила для тебя письмо. В твоей любимой детской книге.
Кажется, он точно знал, о чем идет речь. Только смотрел на меня, словно наткнулся на сундук с сокровищами и боялся поверить своим глазам.
— Ты-то откуда знаешь?
В ответ я подняла разрисованные магическими знаками ладони:
— Забыл, с кем имеешь дело? Твоя мать решила поговорить со мной.
— И о чем еще вы говорили?
Джокер прикусил губу — то ли от обиды, то ли недоверчиво.
— Об одном старом волчьем законе. О сражении за наследство и пост вожака. — И, предупреждая его новый вопрос, быстро добавила. — У твоего отчима есть сын. Теперь законный. Больше ничего не спрашивай. Вся информация только со слов твоей матери. Я даже в существовании такого закона не уверена.
Глаза Вилда уставились в какую-то точку у меня за спиной. Он пошевелил губами, словно пробуя слова на вкус, прежде чем они прозвучат.
— Есть такой закон. Существует только потому, что от него забыли избавиться.
Ого, предусмотрительные волки, оказывается, склоны оставлять мины на своем законодательном поле. Джокер продолжал:
— Ты слышала, например, что в Айове однорукие пианисты обязаны играть бесплатно?
— Что-о-о?
— А в Арканзасе муж имеет право бить жену не чаще одного раза в месяц.
— Слава Богу, мы не в Арканзасе.
— А в Вермонте жена может пользоваться вставной челюстью только с письменного разрешения мужа.
— Рада, что у койотов с зубами все в порядке.
— Так вот: в Соноре любой член рода может оспорить права прямого наследника. Как и пятьсот лет назад все достается сильнейшему.
— Н-да. И что теперь делать?
Меня все эти новости огорошили и заставили растеряться. Зато Джокер был похож на сжатую пружину: сосредоточен, собран, полон энергии.
— Сначала к нотариусу. А потом я поговорю с одним человеком. Он уже в Лобо-дель-Валле.
* * *
Вечером Джокер заперся в библиотеке, и я решила, что будет мудро не показываться пока ему на глаза. Когда все талисманы были развешаны, молитвы прочитаны и защитные знаки написаны, а любопытная луна старалась заглянуть в зазор между неплотно задернутыми шторами, я все-таки решила спуститься на второй этаж.
Сейчас, когда решалась судьба империи ван Хорнов, я боялась оставлять Вилда одного, так что новые визиты к маме или на Роузхилл пришлось отложить. Да и вообще, в библиотеке было подозрительно тихо. Пора было проверить, жив ли Джокер там вообще.
На этот раз мне не нужен был предлог в виде чашки с настоем. Я подождала перед дверью, прислушиваясь, не раздастся ли по ту сторону хоть малейший шорох, затем повернула бронзовую ручку.
В комнате было темно, но мне, как и Вилду, свет был не нужен. Он снова сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки. Письмо лежало рядом, а книга, из которой его достали, валялась на полу. Я подняла довольно увесистый том и провела ладонью по переплету из телячьей кожи. От старой позолоты не осталось ни крупинки, так что название можно было прочитать только при ярком свете или нащупать кончиками пальцев.
