Сюда.
Пещера оказалась длиннее, чем я думала. Мы шли по бесконечным проходам, поворотам, лазейкам, пока наконец не прошли в маленький угол.
Пока Элот не верррнется, будете здесь.
В этой части пещеры было довольно темно, – на стенах висела только горстка листьев. Животные договорились стеречь нас по очереди. Две алады встали перед нами, как высокие статуи. Черные крылья слились с темнотой, и лишь неровный блеск перьев выделял их присутствие.
Я не могла видеть выражение лица Крона, но чувствовала, что он переживает за родных. Он молча прошел к стене и сел на землю. Я села рядом с ним.
На меня вдруг нахлынуло отчаяние. Все повторялось. Снова взаперти, снова в темноте, снова бессильна… Ждать, только ждать – пока часовой скроется за стеной, пока Вульфус выйдет из дома, пока Рэй вернется… Ждать, – одним словом можно описать всю мою жизнь.
Я нужна была маме и Рэю. Впервые в жизни я чувствовала, что от меня что-то зависит. Но стоило поверить, что я действительно могла что-то сделать для них, что я могла спасти их, как все мои надежды рухнули. Я поняла, что должна была отправиться к ним, когда у меня был шанс.
Я вздохнула и прислонилась к холодной стене, мысленно умоляя Крокуса поторопиться.
Глава 12
– Я никогда не говорил о том, как увидел тебя в первый раз. Это было давно, Крокусу тогда едва исполнился год. У нас дома был альбом со сказками об элатрах. Я до сих пор многое помню оттуда. «Темнеет, близняшки мчатся домой, там мама-элатра ждет на покой. Усталые крылья сложив на траве, они засыпают и летают во сне»… По этим сказкам я учился читать. Везде носил их с собой, показывал маме, папе, Крокусу, хотя он еще ничего не понимал. Мне так хотелось, чтобы у меня был старший брат, с которым я мог бы читать их вместе. А больше всего мне нравились рисунки. Несколько на каждой странице, такие яркие… Только элатры почему-то были не белыми, как в жизни, а…
– Голубыми…
– Да. Мне и это нравилось. Голубые, как небо. Будто кто-то нарисовал их душу, а не то, как они выглядят. Я выучил наизусть почти всю книгу, даже пытался срисовывать картинки, но у меня плохо получалось. Я не знал, кто создал этот альбом и откуда он взялся в нашем доме. Мне никогда не приходило в голову спросить родителей об этом. Он был там еще до меня, это точно. Я считал, что так и должно быть, считал, что он принадлежит мне. А потом отец сказал, что его нужно вернуть. «Девочке по имени Лия…»
Крон коротко усмехнулся. Мы сидели в углу, прижавшись друг к другу, и пытались согреться. От холода в пещере онемевали пальцы. Я положила голову ему на плечо и слушала с закрытыми глазами.
– Отец взял меня с собой. Он не хотел, да и мама была против, но я так упрашивал, что они сдались. Я должен был увидеть тебя, должен был узнать, кому отдаю свое сокровище. Помимо альбома, мы взяли еще длинный цветок, который стоял в свободной комнате, где теперь твоя спальня. Он был живым, но не увядал, как будто его кто-то заколдовал. Мама завернула его в бумагу и обвязала веревкой, чтобы отец мог закинуть сверток на плечо. Альбом я нес в руках. Чем ближе мы приближались к городу, тем больше прятались. Мы либо шли по безлюдным дорогам, либо наоборот смешивались с густой толпой, стараясь лишний раз не притягивать к себе внимания. Я не понимал, зачем все это, но слушался отца. Он всегда был таким уверенным, четко знал, что нужно делать. А еще он всегда поступал правильно. Всегда, что бы ни случилось. Поэтому я безоговорочно доверял ему.
Когда мы дошли, наконец, до золотой ограды особняка главы Совета, я думал, что они мерещатся мне от усталости. Никогда еще я не видел ничего подобного. Сверкающие узоры гипнотизировали меня, не давая отвернуться, хотя смотреть на них было физически больно. Мы подошли к особняку со стороны леса. Отец забрал у меня альбом и велел взобраться на одно из деревьев. Оттуда я видел, как он подозвал к себе какого-то мальчика, как разговаривал с ним сквозь ограду, как перекинул ему альбом и цветок. Я не понимал, где же та «девочка, по имени Лия», и вдруг совершенно случайно увидел тебя.
Ты лежала в кустах сирени. Если бы я не сидел так высоко на дереве, я бы никогда не увидел тебя. Ты будто нарочно спряталась там ото всех. Вокруг тебя были рассыпаны лепестки. Ты что-то напевала, а они взмывали в воздух и танцевали над твоей головой. Это было так красиво, ты была такой красивой, что я сразу перестал жалеть об альбоме. Мне хотелось только, чтобы я сам мог вручить его тебе.
Я не заметил, как подошел отец. Он выглядел угрюмо и ничего не говорил. Протянул ко мне руки, давая понять, чтобы я спускался. Напоследок бросив на тебя взгляд, я увидел, как тот мальчик подошел и лег рядом с тобой, – без альбома и без цветка, – лег с тобой, и ты, улыбаясь, посыпала его лепестками.
– Я не помню этого.
– А я никогда не забуду. Ты выглядела такой счастливой, такой… будто из другого, более совершенного мира. Отец сказал, что когда-нибудь он привезет тебя к нам, и мы будем жить вместе. Ты не можешь представить себе, как сильно я этого ждал. Еще он сказал, чтобы я не рассказывал маме о том мальчике. Тогда я просто кивнул, все еще думая о лепестках, которые танцевали в воздухе. Ни о чем другом я не мог думать еще очень долго. Но сейчас, вспоминая об этом, я не могу понять. Почему отец просил меня об этом?
Голос Крона звучал приглушенно, как будто сквозь стену, хоть я и чувствовала его рядом с собой. Он напоминал мне другой голос, голос, который я так давно не слышала. Мне начало казаться, что я сплю с открытыми глазами. Сознание унеслось в особняк Ависов, к тем самым кустам сирени, к золотой ограде, к Рэю. Воспоминания поглощали меня.
Мне было почти пять. Я стояла у входа в особняк Ависов, схватившись за край маминой юбки и робко глядя на высокие, сверкающие на солнце ворота. Мама задумчиво смотрела перед собой. Мы ждали. Я помню, как сильно мне хотелось сесть. Мы должны были полететь на карете, которую, наверное, прислал для нас Вульфус, но мама отказалась, и мы пошли пешком через весь город. Мы шли долго, и я с любопытством оглядывалась по сторонам, а мама крепко сжимала мою руку. В какой-то момент все прохожие вдруг засуетились и начали что-то кричать, показывая вдаль. Я оглянулась и увидела черные клубы дыма, поднявшиеся над домами. Мама мягко потянула меня за руку, и мы пошли дальше, не оглядываясь.
Вскоре мы стояли у огромных золотых ворот, которые со скрипом отворились, и Вульфус с плохо скрываемой радостной улыбкой вышел нам на встречу. Он чуть нахмурил брови, когда его взгляд скользнул по мне, но глаза заблестели, стоило ему подойти ближе к маме.
– А вещи? – спросил он.
Мама показала на небольшую сумку, которую несла на плече.
– Это все? – удивился Вульфус.
Мама хмыкнула.
– Помнится, ты говорил, что мы ни в чем не будем нуждаться.
– Не будете, – кивнул Вульфус и хотел забрать у мамы сумку, но она не дала. Тогда Вульфус взял ее под руку, и мы втроем вошли в особняк.
