Веришь ли, Рэй, ты был первым, кого я увидела… В саду было столько людей, все что-то говорили, приветствовали маму и Вульфуса… А меня никто не замечал. Только ты смотрел на меня из окна, думая, что тебя никто не видит. Я так отчетливо почувствовала на себе твой взгляд, что сразу знала, куда смотреть. Наверное, тогда я полюбила тебя. В твоем бледном заплаканном лице я как будто увидела свое отражение.
Помнишь, как мы уходили подальше от всех, чтобы погрустить? Мы прятались в кустах, обнимались и плакали. Наверное, только это и помогло нам оправиться. Ты рассказывал мне о своей матери: о том, как она пела тебе перед сном, как нарочно роняла в саду свою расческу или заколку, всегда на видном месте, чтобы ты мог найти и принести их ей, а она бы поцеловала тебя и дала печенье. Ты рассказывал о том, как быстро она бегала, как часто догоняла и щекотала тебя, как учила тебя читать и рисовать, как вы ездили купаться на озеро. С каждым разом твой голос дрожал все меньше, пока однажды, после тысячи, а может, и двух тысяч раз ты научился говорить о ней без слез.
Мне нравится думать, что я помогла тебе. Ты стал таким веселым, уверенным. Мы рассказывали друг другу свои тайны. Помнишь, как ты сказал, что доверяешь мне больше всех на свете? Я была так счастлива, что не могла перестать улыбаться. Мы поклялись тогда, помнишь? «Пройдет сто лет, и мы будем старыми, но всегда будем вместе. Будем жить в этом доме, гулять в этом лесу и никогда ничего не скрывать друг от друга».
Мне так не хватает тебя, Рэй. Я снова заперта. Ты снова так далеко.... Раньше я думала, что ничего не может быть хуже стен моей комнаты, желтого пятна на потолке, кусочка неба и сада, обрамленного моим окном. Сейчас, я бы все отдала, лишь бы вернуть их.
Сколько дней прошло? День сейчас или ночь? Я все время сплю. Поначалу мы с Кроном только и делали, что разговаривали, но теперь на это не осталось сил. Во рту так сухо, что больно шевелить языком. Раз в день (по крайней мере, так мне кажется) нас провожают к реке, чтобы мы могли утолить жажду. Иногда нам приносят что-нибудь поесть, но еды бывает так мало, что проще совсем не есть. Стоит проглотить какую-нибудь маленькую ягодку, как голод становится только сильнее.
Я пыталась считать часы, но каждый раз сбивалась. Пыталась заговорить с аладами, но те угрюмо молчали. Они выглядели все беспокойнее и все чаще начали бросать на нас с Кроном голодные взгляды. Элот с Крокусом не возвращались. Мы не знали, что случилось с Астрой, успел ли Крокус рассказать ей о нас. Крон сильно переживал.
– Я не чувствую их. На этом острове совсем нет Инниса. Я даже не могу поговорить с ними, спросить все ли в порядке… Когда мы были вместе, я даже не думал об этом. А сейчас…
Больше он ничего не говорил. Пещера была холодная, и мы всегда сидели рядом, чтобы согреться. Как и я, он почти все время спал, либо молча смотрел на стену.
Я думала о Рэе, о маме, о моей комнате в особняке. Думать было больно, от усталости разбегались мысли, но я ничего не могла поделать с этими воспоминаниями. Хотелось отключить голову, и не получалось. А потом произошло нечто странное.
Когда Крон сказал, что на острове нет Инниса, я даже не пыталась связаться с мамой, – я была уверена, что она не услышит. Но однажды, когда я, дрожа от холода, прижалась к спине спящего Крона, я отчетливо услышала в голове ее голос.
– Лия.
– Мама?
Я думала, что сошла с ума. Я понимала, что не могла слышать ее. На острове не было Инниса, а значит ее голос мне чудился. Но мама вздохнула и тихо сказала:
– Ты и есть Иннис.
Мы молчали. Я слышала ее слабое дыхание, и боялась пошевелиться: мне казалось, она исчезнет.
– Прости меня, – сказала мама. – Я должна была сделать это еще очень давно. Я не готова и никогда не буду готова. Мое молчание лишь отбирало у нас время, которого теперь почти не осталось. Мне казалось, что скрывая правду, я смогу защитить тебя, но я обманывала саму себя. Это был страх. Трусость. Сможешь ли ты понять? Прошу тебя, не презирай меня. Наверное, я боялась именно этого: потерять еще и тебя. Но я должна, мне придется переступить через себя. Лия, я расскажу…
Я расскажу тебе тайну, которую хранила всю жизнь.
Глава 13
Когда-то у меня был брат. Мой братик… Я так любила его тоненькие ножки и ручки, большие глаза и такие мягкие, густые волосы. Они доходили ему почти до плеч и делали таким красивым. Он был для меня самым лучшим, самым близким человеком во всем мире.
Мы родились в один день и были одного роста, с одинаковыми голосами и похожими именами: Кларк и Кларкия. Кларк очень капризничал, когда его стригли. Так кричал и плакал, что его, наконец, оставили в покое. Когда волосы у него стали длинными, почти той же длины, что и мои, люди совсем перестали нас различать. Мне так это нравилось. Мы были неразлучны. С каждым днем мы все больше и больше становились похожи друг на друга, так, что даже нашим родителями иногда трудно было понять, кто есть кто.
Мама часто играла с нами, пела нам песни и рассказывала сказки об элатрах-близнецах. Она сама писала их. У нее был альбом, в котором она рисовала картинки по сюжету и записывала тексты. Почти каждый день она сочиняла новые стишки, а мы были ее первыми слушателями. Эта сказка была популярна тогда. Ее напечатали какие-то знакомые отца, и она стояла на полках во многих богатых домах Инниса. У нас тоже было несколько экземпляров книги, но мама всегда читала нам из своего альбома. Она любила элатр и надеялась, что благодаря ее сказкам другие тоже их полюбят.
В то время элатры жили в лесах и были совершенно дикими, но мама так часто навещала их, что они привыкли и стали сами прилетать к нам во двор. Их было пятеро – семья элатр, которая часто навещала нас. Мама всем им дала имена, и каждое утро бегала к ним поздороваться и угостить чем-нибудь. Она каталась на них верхом, взлетала к вершинам деревьев и кружила в небе. Она и нас с Кларком пыталась катать, но мы боялись. Отец сердился, говорил, что это опасно, но она не слушала.
Они часто ссорились. Он не мог понять ее любви к животным, которую она прививала и нам с Кларком. Отец был постоянно чем-то недоволен, и каждый раз срывал свою злость на Кларке. Меньше всего ему хотелось, чтобы сын вырос изнеженным, похожим на девчонку. Отец грозился остричь его длинные волосы, и если бы не мама, наверняка бы давно это сделал. Он запретил Кларку играть со мной и начал брать его с собой в город. Не знаю, что они там делали, но Кларк менялся. Я чувствовала это, хоть и не понимала, что именно с ним происходит. Мне было грустно, как будто у меня украли что-то важное. Но я не знала этого, не понимала тогда. Внешне мы все еще были похожи, но отдалялись друг от друга настолько, что иногда нам было неловко вместе. Все чаще я не знала, как вести себя с ним. Я не узнавала своего брата, и меня это пугало. Хотелось, чтобы все стало как раньше, чтобы мы снова проводили время вдвоем, изображая элатр-близнецов.
В то время на Иннисе начали собираться охотничьи группы. Люди разучились мирно жить с животными, начали бояться лесных зверей. Они чувствовали себя в безопасности, когда охотники приносили убитых элатр и других животных – больших, сильных и таких опасных. Торговцы же неплохо наживались на их шерсти.
