Как-то раз в лесу мама наткнулась на измученную элатру, еле сбежавшую от охотников. У нее было сломано крыло и задняя нога. Она почти не могла двигаться и умерла бы с голоду, если бы остальные элатры не помогали ей. Когда мама увидела ее, то сразу подбежала, чтобы осмотреть и помочь, но элатра испугалась и толкнула ее здоровым крылом. Мама упала и сильно поцарапала руку. В тот день ей так и не удалось подойти к элатре, а когда она вернулась домой и отец обо всем узнал, он пришел в ярость. Он грозился убить эту элатру, но мама успокоила его. Она начала ходить в лес каждый день, приносила ей воду и еду. Видя, что другие элатры любят маму, та постепенно начала ей доверять. Вскоре мама вылечила ее и привела домой.
Мы звали ее Элией. В отличие от других элатр, которые только изредка прилетали к нам, Элия всегда жила у нас во дворе. Она еще плохо летала, и мама помогала ей во всем. Они так много времени проводили вместе, что мама даже как-то сказала, будто чувствует в Элии родственную душу. Отец только хмыкнул, а я начала приглядываться к Элии и другим элатрам. Мне было одиноко и хотелось понять, каково это – найти свою родственную душу в этих странных существах.
Элия крепла и летала все увереннее. Мама даже несколько раз взлетала на ней, невысоко. Они обе были в восторге от этих полетов, а я любовалась на них снизу. Небо было таким ярким, что глаза слезились, но мамина развевающаяся юбка и длинная искрящаяся шерсть элатры так красиво смотрелись в воздухе, что невозможно было оторваться.
Элия продолжала хромать, и крыло у нее осталось кривым, но она все равно была очень красивой. У нее были такие большие желтые глаза, что в них отражалось все вокруг – только в более теплом свете. Она прожила у нас три года. А когда нам с Кларком было пятнадцать, мама умерла.
Однажды вечером она вышла во двор, чтобы полетать с Элией. Они поднялись так высоко, что сквозь сгустившиеся сумерки их силуэты было почти не различить. Они кружили над домом, пока из леса не донеслись внезапные выстрелы. Один. Два. Три… Такие громкие и холодные, что даже мне стало не по себе, а бедная Элия и вовсе начала метаться в стороны. Я не видела, как это произошло, но мама соскользнула с ее спины, и Элия не смогла ее поймать. Послышался грохот. Мама ударилась о крышу дома и оттуда упала на землю. Она хрипло дышала и смотрела в небо. Она что-то сказала, но так тихо, что я не расслышала. Папа склонился над ней и плакал. Кларк стоял в стороне и не сводил с нее глаз. Я никогда раньше не видела у него такого взгляда.
Вскоре Элия успокоилась и, поняв что произошло, опустилась рядом с мамой. Она протяжно завыла, и я могу поклясться, что видела слезы. Настоящие крупные слезы. Они капали на мамино лицо. Отец начал кричать на Элию, и та попятилась. Он поднял с земли камень и швырнул в нее. Потом еще и еще. Элия увернулась и взлетела. Больше она не возвращалась.
*
Тело мамы стало серым и твердым, глаза потускнели, словно немытое стекло. Ее положили в каменный гроб и закрыли в склепе. Через неделю земля вокруг того склепа стала голой, вся трава высохла, оставив только серую пустошь. Это пугало. Иногда я ходила туда, чтобы побыть с ней, приносила ей цветы и фрукты, но быстро убегала – мне было страшно из-за холода и мрака, но больше всего из-за того, как странно выглядело ее застывшее тело.
Отец начал много пить. Он часто кричал на меня, а Кларка и вовсе бил за малейший проступок. Воздух в доме стал тяжелым. Элатры больше не заглядывали к нам, и без мамы было очень пусто. В доме от нее совсем ничего не осталось, кроме альбома со сказками. Отец сжег все книги об элатрах-близнецах, но я сохранила самую первую, написанную ее рукой. Ночью, когда отец засыпал, я зажигала свечу и перечитывала знакомые строчки, рассматривала мамины рисунки – ее голубые элатры смотрели на меня со страниц альбома. На какое-то время мне казалось, что мама была жива и дышала сквозь эту книгу. Больше у меня ничего не было.
В нашем доме часто стали появляться охотники. Отец присоединился к ним и весь день пропадал в лесах. Он убил столько элатр… Отец приносил их тела домой и заставлял нас с Кларком смотреть, как он сдирает с них кожу. Он называл это «сеансы воспитания». Шкуру он отдавал торговцам за гроши. Ему было все равно. «Истребить всех» – вот о чем он мечтал.
Элия не давала ему покоя. Он искал ее месяц за месяцем, не вылезая из лесов, почти без сна и пищи. Его глаза были страшными – красные, изнеможенные, подвижные – они пугающе выступали на его исхудавшем лице. Он не мог успокоиться, пока не найдет ее. И однажды он ее нашел.
Он привез ее еще живую. Это была она – мамина Элия. Она узнала меня, узнала все вокруг и слабо обводила все своим чистым теплым взглядом. Она не сопротивлялась.
Отец был сильно пьян. Он принялся сдирать с нее шкуру живьем. Сначала он отрезал ей крылья и хвост, а элатра только тихо взвывала и не сводила с меня взгляда. Отец приказал двум охотникам держать нас с Кларком, и те не давали пошевелиться. Я начала плакать, а отец только усерднее взялся за дело. Он оставил шерсть только на шее и голове – все остальное было открыто до мяса. Я рыдала и плохо видела сквозь слезы. Кларка стошнило. Отец бросил на него свирепый взгляд и крикнул нам обоим, чтобы мы смотрели. Я мотала головой, пока охотник не схватил меня за лицо. Я слышала его противное хихиканье сквозь звон в ушах. Он силой заставлял держать глаза открытыми. Отец дико улыбнулся и, взяв топор, отрубил Элие голову.
Я стояла и смотрела, как застыли ее глаза, как ее кровь орошала траву. Кларк вырвался и почти убежал, но отец поймал его. «Трус! Девчонка!» – закричал он. Отец схватил лежавшие рядом садовые ножницы и принялся стричь волосы Кларка. Тот дергался и мотал головой, но отец лишь выплевывал ругательства и крепко держал его. Когда Кларк в очередной раз дернулся, лезвие соскользнуло, рассекло ему кожу на виске и порезало глаз. Кларк взвизгнул от боли, а отец, чертыхнувшись, бросил ножницы на землю. На мгновение он растерянно замер, а потом его лицо вновь искривилось от злости. «Сам виноват!» – закричал он в след убегающему Кларку.
Я не могла пошевелиться. Отец, продолжая грубо ругаться, поплелся в дом. Его качало из стороны в сторону. Я стояла на том же месте, пока охотники не нашли Кларка. Он кричал и закрывал лицо руками, а потом его куда-то увели.
В саду остались только я и Элия. Ее отрубленная голова, с налитыми кровью помутневшими глазами, валялась рядом с растерзанным телом. Я почувствовала, как что-то тяжелое сдавило мою грудь, будто легкие начали сжиматься. Зажмурившись, я побежала в свою комнату.
Я не выходила из спальни несколько дней, прячась то в шкафу, то под кроватью, то под одеялом. Я дрожала при мысли о встрече с отцом, боялась даже выглянуть в окно. Я почти не спала ночами, то и дело просыпаясь и глотая воздуха, думая, что задыхаюсь. О том, какие сны мне снилось, говорить нет нужды.
Мне хотелось есть. Я пыталась утолить голод водой из-под крана, но, в конце концов, не смогла больше терпеть. Однажды, дождавшись глубокой ночи, когда мне показалось, что отец уже уснул, я осторожно вышла из комнаты и спустилась на кухню. В спешке проглотив все, что я там нашла и набрав в карманы все, что могла унести, я собиралась подняться обратно, но вдруг остановилась, услышав странные звуки из гостиной. Свист воздуха и резкие, хлюпающие удары.
