С начала французской революции на берега Англии прибывал постоянный поток французских эмигрантов. Он начался, по большей части, в 1790 году, в феврале, когда Национальное собрание ввело новую военную конституцию, позволяющую призывать на военную службу и отменяющую покупку чинов. Когда в 1791 году Законодательное собрание заменило присягу на верность королю новой военной присягой, целью которой было не допустить появления армии роялистов, которая была бы в оппозиции к Революции, боевые офицеры, большинство из которых были дворянами, в массовом порядке покинули Францию. Вскоре за ними последовали гражданские аристократы, которые разглядели зловещее предзнаменование; после этого стало довольно обыденно слышать, как уродуется классический английский в гостиных по всему Лондону и его окрестностям. Однако в последние месяцы, когда кровь ci-devant угнетателей потребовалась для подпитки революционного рвения, устойчивый поток превратился в жалкую струйку, и в результате внезапное появление герцога де Шали стало сюрпризом и поводом для спекуляций.
Шорох прокатился по толпе, когда было объявлено о де Шали. Все гости восседали за обеденными столами, и Ффаулкс, Дьюхерст и де Шали сразу же оказались в центре всеобщего внимания. Каким бы удивительным ни было появление французского аристократа, еще более поразительным оказалось его заявление о том, что он едва избежал гильотины, получив смертный приговор от Комитета общественной безопасности, и что он и его сыновья были бы обезглавленными трупами, если бы не были спасены отважным англичанином.
– Кем же оказался этот великолепный парень, мужеству которого мы обязаны вашей компанией, добрый сэр? – спросил принц Уэльский.
– С превеликим сожалением, – ответил пожилой де Шали на отличном, хотя и с акцентом, английском, – я не могу назвать вам его имя, ваше высочество.
– Это почему же? – сказал принц. – Видите ли, мой дорогой друг, мы должны знать имя этого храбреца, чтобы мы могли наградить его заслуженными наградами. Сейчас не время для скромности. Англия нуждается в героях. Пусть этот человек выйдет сюда!
– Боюсь, что меня неправильно поняли, ваше высочество, – сказал герцог. – Я не имел в виду, что не хочу сказать вам его имя, просто я не в состоянии раскрыть его имя. Оно мне не известно. Более того, я также не могу описать его вам и этому прекрасному собранию. Ведь я никогда не видел его настоящего лица.
После этого замечания по толпе прокатилась еще одна волна ропота, но она была быстро остановлена принцем Уэльским, вскинувшим руку над столом для тишины.
– Но как это возможно, Monsieur le Duc? Как так получилось, ведь этот человек спас вас от неминуемой смерти, и вы не рассмотрели его лица?
– Я никогда не видел его настоящего лица, ваше высочество, – ответил де Шали. – Этот англичанин – непревзойденный актер и мастер преображения. Я знаю его только по забавному прозвищу, которое мне сообщили некоторые связанные с ним люди. Этот человек предпочитает выполнять свою работу тайно и, кажется, поставил перед собой задачу спасти как можно больше невинных жизней от гильотины. Если бы я только знал его имя и лицо, чтобы отблагодарить его, ибо я ему всем обязан, но все, что я знаю об этом галантном джентльмене – это то, что он называет себя Алым Первоцветом.
– Как вы сказали? – промычал пьяный Шеридан, подавшись вперед и вперившись осоловелыми глазами в герцога. – Вы сказали Алый Прыщик?
– Помолчи, Ричард! – произнесла его партнерша по ужину, начинающая актриса, еще толком не принятая в этом обществе, чьи колени были плотно прижаты друг к другу на протяжении всего ужина, создавая помеху шаловливым пальцам Шеридана. Она ткнула его локтем, не очень жестко, но достаточно сильно, учитывая его состояние, отчего он свалился со стула и остался лежать на полу.
Джентльмен, сидящий напротив него, повернулся к своему сидящему по диагонали другу и, указав на место, освобожденное драматургом, быстро сказал: «Вот я и выиграл пять фунтов».
– Алый Первоцвет, – сказал Дьюхерст, одновременно предлагая слугам приготовить для старого француза место за столом. – Маленький красный цветок в форме звезды, я полагаю.
– Как очаровательно! – сказал лорд Гренвиль. – Послушайте, Дьюхерст, вы можете пролить свет на эту ситуацию?
– Боюсь, только в незначительной степени, милорд. По большей части, я так же, как и все вы, остаюсь в неведении относительно этого особенного джентльмена. Как некоторые из вас, наверное, знают, мы с Перси – старые приятели, познакомились за границей и много раз с удовольствием проводили вместе время. Перси был гордым владельцем абсолютно великолепной яхты, красавицы шхуны под названием «Мечта». Мы избороздили весь Бискайский залив на борту этого чудесного судна, и я решил, что оно должно стать моим.
– Первоцвет, Дьюхерст! – сказал принц Уэльский. – Как все это относится к Алому Первоцвету?
– Я как раз подбираюсь к этому, ваше высочество, – сказал Дьюхерст и медленно пошел вокруг стола, неимоверно наслаждаясь своей ролью. Он приблизился к тому месту, где упал Шеридан, переступил через него и сделал паузу, затем взял бокал драматурга, который все еще был на три четверти полным. – Полагаю, что старику Ричарду этот бокал больше не нужен. Что ж, чего добру пропадать. Он сделал глоток, потом посмотрел на пол. – Вот я и говорю, Берк, я слышал, что Шеридан реально способен отстаивать свою позицию в парламенте, и теперь я вижу, что он занял удобную позицию и здесь.
Острота была встречена оглушительным хохотом, и Эдмунд Берк прямо покатился со смеху, стуча по столу и крича: «Хорошо сказано, хорошо сказано!»
– Тони, прекрати эту чушь и продолжай! – сказал Уильям Питт. – Какое отношение имеет яхта Перси к этому таинственному Алому Первоцвету?
– Самое прямое отношение, Билл, самое прямое, – сказал Дьюхерст, – и я могу добавить, что теперь это моя шхуна.
– Что? – спросила Маргерит. – Перси, ты продал « Мечту» Тони Дьюхерсту?
– Богом клянусь, дорогая, – сказал Финн, – ну зачем мне такая шхуна в Лондоне? Ходить под парусами по Темзе? В самом деле, это все равно, что запрячь в плуг скаковую лошадь.
– Да, что ж, Перси продал « Мечту» мне, – продолжил Дьюхерст, – и я должен добавить, что он был неимоверно щедр, несомненно, желая избавиться от моих постоянные приставаний к нему на этот счет. Увы, джентльмены и леди, как бы мне ни хотелось это признавать, боюсь, я не очень-то похож на моряка. На самом деле, я совсем не моряк, и во всех корабельных вопросах я полностью полагаюсь на опытного капитана « Мечты» Бриггса, который согласился, после настоятельной просьбы Перси, остаться со всем экипажем. Однако я внезапно оказался в положении ребенка, у которого глаза больше рта, ибо когда я сел потолковать с Бриггсом о сумме, необходимой для содержания « Мечты», то был несколько ошарашен. Я имею в виду – что мне известно о таких вещах, как буксировка, покраска, очистка, заделка швов и так далее? Несмотря на то, что я не отличаюсь умеренностью, я понял, что приобрел весьма дорогую игрушку. Поэтому, когда Бриггс сообщил мне, что к нему обратился агент, действующий от имени какого-то джентльмена, по поводу фрахта « Мечты» с целью доставить какие-то товары из Франции, я сразу же согласился. Ведь игрушка, которая оплачивает собственное содержание, значительно привлекательнее той, что медленно высасывает из хозяина все соки. Он хихикнул. – Как сказал мне Ффаулкс, а он – опытный моряк, корабль – это не более чем дыра в воде, в которую сливаются деньги.
