– Может, в следующий раз послушаются моего совета!
Коротко говоря, папы ведут себя как страховочная сеть, позволяющая детям испытать себя на канате жизни. Многие папы почти бессознательно позволяют детям пройти незначительно рискованную ситуацию до конца, то есть создают «обучающий момент», чтобы наглядно показать детям, чем те рискуют.
Когда мамы и папы этого не понимают, получаются мальчики вроде Алекса, которого мама и папа растили словно бы в двух разных мирах…
Еще о веселой возне. Мамин мир и папин мир
Папа с Алексом затеяли шуточную борьбу. Обычно папа в последнюю секунду дает Алексу «победить». Но на этот раз он чувствует, что Алекс борется не в полную силу, поэтому не поддается. Алекс плачет. Папа дразнит Алекса, мол, надо уметь проигрывать, и, дав сыну подуться с минуту, в шутку переворачивает его вверх ногами, и после этого Алекс снова на седьмом небе от счастья.
Но всю эту минуту мама Алекса думает: «Так я и знала, что все это кончится слезами Алекса!» Мама злится на себя и даже чувствует себя виноватой – ведь она поступила безответственно, не защитив Алекса от опасности.
Мама наблюдает, как папа продолжает возиться с Алексом уже после того, как тот поплакал, то есть после того, как папа «должен был усвоить урок». Более того, ее злит, что возня продолжается, как будто ничего не произошло: отец едва заметил слезы Алекса, он не заботится о сыне, а пренебрегает его эмоциями.
Это запускает следующий материнский порыв – немедленно решительно вмешаться, чтобы не повторить ошибки и не допустить, чтобы дитя страдало. Однако мама знает, что Алекс любит отца и нуждается в нем, поэтому подавляет стремление тут же и пресечь возню и отходит в сторону, чтобы дать папе второй шанс. Она подсказывает папе, как и где ему, по ее мнению, безопасно возиться с Алексом, и просит не заходить слишком далеко.
Теперь мама гордится, что поддержала папины методы воспитания и даже дала дельный совет, как их улучшить, однако у папы совсем другие чувства.
Папы редко это говорят, а чего папы не говорят, того мамы не слышат, но в этом контексте папа считает, что если Алекс иногда плачет, это здоровая часть трехчастного цикла:
1. «поражение»; 2. плач; 3. продолжение.
Папа Алекса уверен, что малышу полезно поплакать, если это поможет папе научить сына, что для того, чтобы «победить» в жизни, иногда надо сначала проиграть, а потом продолжать двигаться дальше, и даже поплакать, а потом двигаться дальше (ну или упасть, встать и двигаться дальше, или не получить желаемого и двигаться дальше). У большинства пап знания об этом трехчастном цикле заложены в подсознании, поэтому мамы никогда не слышат эту точку зрения. Потом случается что-то еще, что лишь усугубляет пропасть между мамой и папой – между «я терплю из последних сил» и «меня не ценят как отца». Когда папа говорит с мамой, то зачастую делает упор на то, что плач Алекса – это пустяки. Он не считает, что маме стоит обращать на него внимание. Однако это пренебрежение только укрепляет маму во мнении, что ее муж легкомыслен и бессердечен.
Как ни парадоксально, в отсутствие мамы папа относится к Алексу гораздо более трепетно. Почему? Когда мамы рядом нет, папа чувствует, что каждая минута, посвященная успокаиванию Алекса, – это минута, посвященная успокаиванию Алекса, а не минута, на протяжении которой мама осуждает папу за то, что тот обижает Алекса. И, наконец, если Алекс заподозрит, что если он чуть-чуть поплачет, мама с папой начнут соревноваться, кто сделает ему больше приятного – угостит вкусненьким или уделит больше внимания – то обязательно воспользуется этой напряженностью: как говорится, водичка дырочку найдет. Так пропасть между мамой и папой растет, а Алекс бессознательно усваивает, что такое «власть жертвы».
Если мама и папа бьются за право опеки над сыном, папа частенько сам себя «придерживает», потому что боится, что дети скажут, что плакали у папы, это передадут психологу, огласят в суде – и его право проводить время с детьми окажется под угрозой. Дети и правда часто рассказывают, что плакали, потому что знают, что мама за это приласкает, посочувствует и угостит вкусненьким.
Если папа просит детей никому не рассказывать, все лишь усугубляется. Некоторое время дети и правда помалкивают, но в конце концов все-таки признаются, что плакали, и тогда мама считает, что папа от нее что-то скрывает, и лишь укрепляется в мысли, что ему нельзя доверять.
Так что и мама, и ребенок, и папа совместными усилиями «убивают папу» – каждый по-своему. В частности, дело в том, что риск веселой возни очевиден, а польза – нет.
Польза от веселой возни с «на лицо ужасным, добрым внутри» папой
Ученые постоянно находят подтверждения тому, что время, проведенное с отцом, одаривает детей социальными навыками и умением контролировать себя
{282}. Что для этого дает веселая возня? Изучение крысят, предающихся веселой шуточной борьбе, показывают, что они, когда вырастают, меньше склонны к агрессии и обладают более развитыми социальными навыками
{283}. Что касается людей, мы уже убедились, что папы во время возни склонны чутко реагировать на настроение ребенка и таким образом учат его, как важны два компонента установления границ для самозащиты – понимание своих потребностей и умение о них рассказать: ведь без них рискуешь потерять голову от веселья, а тогда жди беды. Это иногда называют «эмоциональным интеллектом в боевой обстановке»
{284}.
5. Пределы возможностей детей. Проверка на прочность
– Хорошенького понемножку! – отчитывала Бетти Арнольда, папу Марси. – Марси всего в четвертый раз встала на горные лыжи, а ты уже повел ее на склон средней сложности, для детей, которые катаются уже много лет. Она даже упала, но ты все равно не понял намека и не увел ее оттуда. А если бы на нее наехал какой-нибудь лихач? Неужели ты не видел, как она устала и напугана?
– Ну и что? – отпирался Арнольд. – Она же назавтра вскочила ни свет ни заря и рвалась обратно!
– Конечно, только она еще подросток, а ты вроде бы взрослый! – ответила Бетти.
На похожую проблему со своим мужем Мартином жаловалась мне и Арлин: Мартин применял словесный аналог того же приема, чтобы проверить на прочность их детей, Марти-младшего и Мэгги.
