— Мне приносят на визирование проект указа. Я сказал, что визировать не буду. Несмотря на это, президентом указ был подписан. Стали готовить оперативно-войсковую операцию. Вот тут я допустил ошибку. Раз я был не согласен, надо было подать в отставку. Я так и собрался поступить. Но все мои сотрудники сбежались: «На кого ты нас оставляешь в такой сложной ситуации!» И я пошел на гнилой компромисс, откровенно говоря. Ради своих сотрудников, которых хотел уберечь от того, чтобы им навязали нового начальника.
Вице-президент Руцкой требовал осуществить военную операцию, навести в республике порядок, распустить вооруженные отряды и арестовать Дудаева. Милиция и военные не хотели заниматься этим делом, понимая, что всю ответственность за пролитую кровь возложат на них. Дудаев объявил в республике военное положение, раздавал оружие, приказал превратить каждый дом в крепость. Местная милиция присягнула ему на верность.
Иваненко:
— Известно, чем кончилась эта войсковая операция. Там весь народ вышел на улицы защищать своих людей. Хорошо еще, что самолеты с нашими войсковыми подразделениями не подбили, когда они приземлялись в Грозном. Потоптались они вокруг аэропорта, и вынуждены мы были все эти войска вернуть назад. Ситуация стала еще хуже. Боевики наглели. Дудаев перестал выходить на связь. В тот момент произошло еще одно событие, которое я тоже себе ставлю в вину. Боевики убили майора КГБ Толстенева.
Майор Виктор Толстенев, старший оперуполномоченный Шелковского райотдела КГБ Чечено-Ингушетии, приехал в Грозный. 12 ноября 1991 года он оказался на одном из митингов, бушевавших в городе. Чем-то привлек к себе внимание чеченских боевиков. У него при себе оказались служебное удостоверение и табельный пистолет. Его бросили в камеру. Грозненское телевидение вечером обещало, что его будет судить чеченский народ. А на следующий день майора нашли в камере мертвым.
Иваненко:
— Я, к сожалению, в тот момент не выразил своего отношения к этому убийству в самой резкой форме. Меня потом обвиняли в том, будто я открестился от своего сотрудника. Но я тогда думал о семьях русских сотрудников КГБ Чечено-Ингушетии, которых надо было оттуда вывозить. Поэтому избегал жестких высказываний в адрес Дудаева и его приспешников. Пока мы мы всех своих не вывезли… Но все равно я и по сей день ощущаю какую-то вину перед семьей майора Толстенева.
Осенью 1991 года «Красная звезда» взяла у генерала Дудаева интервью.
— Джохар Мусаевич, в армии вы всегда были на хорошем счету. Как правило, вам доставались отстающие подразделения и части, но вы их выводили в передовые. Как вам удавалось этого добиться?
— Да, мне доставались в основном трудные гарнизоны. Так было и в Сибири, и на Украине, и в Прибалтике. Но я всегда их выводил в отличные. Я был лучшим командиром дивизии…
— Не готовитесь ли вы к войне? — спросил корреспондент «Красной звезды».
— Любое вооруженное вмешательство России в дела Чечни будет означать новую кавказскую войну, — ответил Дудаев. — Причем войну жестокую. За последние триста лет нас научили выживать. И выживать не индивидуально, а в качестве единой нации.
— Вы хотите сказать, что в случае вооруженного конфликта это будет война без правил?
— Да, это будет война без правил. И будьте уверены: на своей территории мы воевать не собираемся. Мы перенесем эту войну туда, откуда она будет исходить…
На первом этапе чеченского кризиса еще все можно было решить путем откровенных переговоров с Джохаром Дудаевым. Но для этого его нужно было пригласить в Кремль и разговаривать с ним уважительно. Ельцин наотрез отказывался это делать. Шанс договориться был упущен.
Валерий Ямпольский:
— Иваненко был во многом прав. Но я думаю, что отношение Ельцина к нему изменилось после того, как он выступил на заседании Верховного Совета, где Руцкой, вернувшись из Чечни, докладывал депутатам о необходимости военного вмешательства в республику. Иваненко аргументированно показал, что этого делать нельзя, что это приведет к кровопролитию, к убийству своего же народа. И к политическим потерям… Вот после этого отношение к нему стало иным. Почему? Потому, что кому-то все-таки хотелось затеять войну. Что из этого получилось, известно… Я думаю, с этого началось негативное отношение к Виктору Валентиновичу. Он говорил Ельцину то, что обязан был сказать, а не то, что президент желал слышать. Вот и все. А Баранников в это время парился с Ельциным. И выпивал с ним. Конечно, он был ближе.
Виктор Валентинович Иваненко попал в трудное положение, лишившись доверия со стороны Ельцина. Нужно оперативно решать вопросы с президентом, а тот не принимает.
Старший по России
28 ноября Иваненко устроил пресс-конференцию — время открытости и гласности. Рассказал журналистам, что ведомство госбезопасности будет контролироваться парламентским комитетом. Но его председатель Сергей Сте-пашин стал начальником питерского управления, то есть подчиненным Иваненко.
Виктор Иваненко хотел отойти от канонов прежней службы. Обещал сосредоточить силы работников госбезопасности на борьбе с экономической преступностью, с набирающей силы мафией.
Иваненко откровенно рассказывал, что новые принципы работы еще не определены:
— Представители президента настойчиво ставят вопрос, чтобы органы Агентства федеральной безопасности взяли на себя функцию специальной проверки должностных лиц, назначаемых на ответственные посты в государственных структурах, на предмет коррумпированности, уголовного прошлого. В наших обязанностях этого нет, хотя прежде КГБ этим занимался. Сейчас этим не занимается никто…
Я спрашивал его заместителя Валерия Ямпольского, не сожалел ли он, что перешел из КГБ СССР в малоизвестную структуру?
— Это, скорее, недооцененная структура. И отношение к ней такое. Ее замалчивают. Словно вообще хотят вычеркнуть из истории. Умолчание, умышленное умолчание. Обидно. Пишут, будто КГБ РСФСР существовал только на бумаге. Это неправильно. Тогда все ожидали больших перемен. Понимали, что органы безопасности нуждаются в реформации. В отказе от прежних подходов, от показухи, от галочек-палочек для отчетности. Мы считали себя уже новой структурой, демократичной в своих принципах. Наш девиз: «За свободный труд свободного оперработника!» Я работал, наверно, минимум двенадцать часов в сутки. Шло преобразование органов госбезопасности. Решались судьбы многих людей. И мы видели, как упорядочивается наша система, как исчезает страх у людей, когда приезжает начальство. Оперативный работник должен ощущать доверие… Мы работали с радостью. Мы были на подъеме. К сожалению, все сделанное нами потом поломали.
Начальником главного управления по борьбе с организованной преступностью Иваненко назначил Сергея Николаевича Алмазова, потомственного чекиста.
Сергей Алмазов:
— Я родился в Ленинграде шесть дней спустя после прорыва блокады. Вот на шесть дней бы раньше — я бы считался блокадником со всеми положенными льготами. Я раньше об этом не думал, а сейчас бы не помешало…
