У него имелся номер издателей Макса Дженнингса, и он уже набирал его дважды, но никто не ответил. На часах было девять сорок пять. Он снял трубку и набрал номер еще раз. Нет ответа. Барнаби осуждающе поцокал языком, питая пуританское презрение рано встающего человека к любителям поспать. Наконец отозвался женский голос с вальяжными нотками, присущими людям, чья жизнь протекает в райских кущах лондонской Слоан-сквер.
Барнаби изложил свое дело, его переключили на отдел рекламы. Старательно педалируя интерес к автору, он спросил, правда ли, что мистер Дженнингс уехал подписывать книги в Финляндию. Будучи громко повторенной, в издательском офисе эта фраза вызвала громовой взрыв хохота.
— Мы тут все валяемся под столом, — сообщила его собеседница, хотя Барнаби и не спрашивал ее, где они находятся. Его интересовал только Дженнингс. — Нам и в местный-то книжный магазин Макса не завлечь под покровом темноты, надписывать книжки в бумажной обложке. Не говоря уже о фуршете в «Уотерстоунс»
[27]. В Финляндию! Кто-то вас наколол.
— Похоже, что так… — расстроенно согласился Барнаби. — Скажите… А вы могли бы сообщить мне что-нибудь о мистере Дженнингсе? Ну может, у вас есть какие-нибудь рекламные буклеты или что-то в этом роде?
— Э-э… — Его собеседница отодвинула трубку от уха, и Барнаби услышал, как она переговаривается с коллегой. — Биографию можем выслать. Довольно свежая. Хотите скину по факсу? — Старший инспектор продиктовал номер. Она снова пошепталась с сотрудниками и посоветовала: — Вам бы с Тейлант поговорить.
— С кем?
— С Тейлант Левин, его агентом. У вас есть чем записать?
Барнаби записал координаты.
— От них вам будет больше толку, чем от нас. Он с ними сто лет уже сотрудничает.
Поблагодарив, Барнаби повесил трубку и сел. Сейчас, когда напряжение от летучки спало, а несварение заглушили таблетки, он, к удивлению своему, почувствовал, что проголодался. Или, по крайней мере (вообще-то завтрак был всего два часа назад), ему хочется перекусить. Пообещав себе, что потом просто урежет ланч, он вышел в коридор посмотреть, что есть в автомате.
Как и большинство подобных устройств, этот предлагал высококалорийные батончики в ярких обертках и выпечку. Барнаби выбрал датскую слойку, утыканную засахаренными вишнями, и поочередно опустил монеты в щель.
Из мужской уборной вышел Трой, пропахший табаком. С первого января приказом по полицейскому управлению долины Темзы в участках запретили курение, теперь предаваться этому пороку разрешалось только в туалете. И к концу дня уборная теперь напоминала Дантов ад, грешники в форме или в гражданском платье то и дело выныривали из клубов сигаретного дыма и тут же снова пропадали.
Сержант шагал быстро и легко. Этакий Джек-попрыгун. Нас ждут великие свершения! Дело открыто, и как бы ни сложились следующие несколько часов, они, казалось, обещали что-то в духе «Порока на экспорт»
[28] и сравнительно мало бумажной работы. Увидев шефа, Гевин стер радостное выражение с физиономии. Так, на всякий случай.
— Я бы хотел кофе — запить вот это, — Барнаби показал сержанту целлофановый пакет со слойкой. И удалился.
— Ясно, шеф.
Когда Трой принес кофе, Барнаби говорил по телефону. Сержант поставил чашку уже не так опасливо, поскольку видел, что жизнь потихоньку налаживается. Его даже поблагодарили. Подняв палец. Большие перемены к лучшему.
Барнаби получал истинное наслаждение от этого голоса. Густой, как сигарный дым. Густой и глубокий, прямо актерский, хоть сейчас в Гарриковский клуб. Портвейн и орехи, арманьяк. Наглый, как звон монет, с жуликоватым призвуком.
— Макс Дженнингс берется за перо, только чтобы подписать контракт, — рокотал голос Тейлант Левин. — А о чем, собственно, вы хотите с ним поговорить?
— Мы расследуем внезапную смерть. Мистер Дженнингс был одним из нескольких людей, которые провели с покойным вчерашний вечер. — Барнаби изложил еще кое-какие детали дела.
— Беседовал с какими-то графоманами на краю света?! Даже не верится.
Барнаби заверил, что так оно и было. С каких это пор считается, будто деревня Мидсомер-Уорти затеряна за полярным кругом?
— Он отказался говорить даже с Линн Барбер!
[29] Заметьте, по моему совету.
— Мы почти уверены, что мистер Дженнингс был хорошо знаком с человеком, который его пригласил. Он никогда не упоминал имя Джеральда Хедли?
— Не помню такого.
— Возможно, это было несколько лет назад.
— Нет. Мне очень жаль.
— Мы получили кое-какую информацию о мистере Дженнингсе от его издателей…
— Зачем, — сразу же перебили Барнаби, — вы запросили информацию? Старший инспектор, мне нужно знать гораздо больше того, что вы мне говорите, чтобы отвечать на ваши вопросы о моем клиенте без его разрешения.
— Очень хорошо. Факты таковы. Мистер Хедли был убит вчера поздно вечером. Насколько нам известно, ваш клиент был последним, кто видел его живым. И теперь мистер Дженнингс пропал, оставив заведомо ложную информацию относительно того, куда направляется.
Бывают разные паузы. Потребовалась бы чугунная баба, чтобы пробить эту. Наконец раздался голос агента Макса Дженнингса:
— Боже всемогущий!
— У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, где бы он мог быть?
— Абсолютно никаких.
— Если он свяжется с вами…
— Мне нужно посоветоваться… Я позвоню вам, старший инспектор. Возможно, сегодня.
— Буду вам очень признателен, мистер Левин.
В трубке послышался нетерпеливый рык.
— О, прошу прощения, миссис Левин!
Барнаби положил трубку и пробормотал себе под нос:
— «Все страньше и страньше».
Трой смолчал. Даже если бы он набрался наглости, сейчас не время поправлять грамматические ошибки. Барнаби наконец обратил внимание на слойку. Вишни, выглядевшие блестящими и соблазнительными сквозь обертку, оказались жесткими, как жевательный мармелад. Он откусил кусок, сморщился от свирепой боли в зубах и с отвращением бросил недоеденную слойку на пол.
— «Прогнило что-то в Датском королевстве», Гевин.
— Да везде одно и то же. — Трой поднял булочку, подобрал залитую кофе целлофановую обертку и выбросил все это в мусорную корзину. — Морин вообще больше не включает новости.
