— Я утверждаю, что государственная служба, на которой состоял Джеральд, это вовсе не никакое не министерство сельского хозяйства, а Эм-ай-пять, служба контрразведки Великобритании. А Макс был либо его коллега, возможно напарник, но, скорее, начальник. Они прошли вместе через ад, может быть, не раз спасали друг другу жизнь, и вот наконец Джеральд понял, что больше не может. Наступило полное выгорание. Больше он был не нужен правительству. И они вышвырнули его.
— Какие негодяи!
— Таковы правила игры, Рекс.
— Вот бедняга!
— И только представьте, какой это был позор для него.
— Еще бы.
— Естественно, меньше всего ему хотелось все это заново переживать.
— Но почему он не сказал? Я бы понял, ведь я военный человек.
— Они дают подписку о неразглашении.
— А-а…
— Поэтому сами понимаете…
— Погодите-ка! Дженнингс. Это ведь ирландская фамилия?
— Мне кажется, он из…
— Черт побери! — Рекс полушепотом добавил старое доброе солдатское ругательство. — По-моему, тут пахнет ИРА!
— Ну, я бы не стала делать скоропалительных…
— Мы должны позвонить в полицию. — И «прокурор» обхватил руками голову «адвоката». — В отдел по борьбе с терроризмом. В Новый Скотленд-Ярд.
Следующие четверть часа Сью отговаривала Рекса от опрометчивых действий, после чего поняла, что теперь, ничего не опасаясь, может перейти к чисто практическим вопросам — заставить его умыться и сбрить щетину. Она заварила свежего чаю и составила список вещей, которые нужно купить для него в магазине.
— Я принесу все завтра утром.
— Спасибо.
— Ну а сейчас пора приступать к «погружению», — пошутила она. — Обещайте мне, что примете ванну, а потом хорошенько отдохнете.
Рекс обещал, и видно было, что именно так он и собирается поступить. Сент-Джон обессилел от горя и теперь смог бы проспать очень долго.
— Утром вы наденете хорошую, чистую одежду, а это безобразие, что на вас сейчас, я заберу и прокручу в машине. Всё. — Она наклонилась и поцеловала его бледный, сухой, морщинистый лоб. — С вами теперь все будет хорошо.
Рекс с трудом подавил зевок, а Монкальм, который все это время просидел рядом с хозяином, улыбнулся той странной улыбкой, которая бывает у собак, — наморщил нос, подтянул брыли и приоткрыл пасть.
На этой позитивной ноте Сью и покинула их, сидящих вдвоем посреди запущенной кухни, но уже не таких удрученных, какими застала по приходе. И все же она боялась, как бы они не рухнули в любой момент обратно в пучину вины и раскаяния.
Сейчас, у себя дома, Сью перестала наконец кусать ногти, слезла с дивана и заходила взад-вперед. Ей нужно придумать способ сделать их жизнь счастливой. А также не допустить, чтобы Рекс бегал по деревне, рассказывая сказки про заговор ирландских террористов.
О, это было слишком для нее одной. Ей требовалось с кем-то разделить ответственность. Получить подтверждение, что она все делает правильно. И чтобы кто-нибудь посоветовал, каковы должны быть ее дальнейшие действия.
Внезапно она остановилась: вот оно! Есть такой человек. Они не особенно дружны, и вообще у них нет ничего общего, но все-таки она тоже член писательского кружка. И значит, ей не может быть безразлично рассказанное Рексом.
Сью села, поставила телефон на колени и набрала номер Лоры.
Лора была рада, что вышла на работу. Случилось несколько приятных событий, и если до прошлого понедельника она бы их даже не заметила, то сегодня, наложившись одно на другое, они почти порадовали ее. Она решила воспринимать их как добрые предзнаменования, вешки, указывающие выход из болота страданий, в котором она так надолго увязла.
Во-первых, по почте прислали два чека. Один — более чем на три тысячи фунтов — от семейной пары, которая долго игнорировала ее письма и выставляемые ею счета, а по телефону отвечала уклончиво. В конце концов Лоре пригрозила подать на них в суд.
Затем Эдриан Макларен, тот самый, что привез бельевой шкаф в своем «Лендровере», пригласил Лору выпить с ним. Она, естественно, отказалась, но, даже отказываясь, ощутила некоторую здоровую щекотку удовольствия.
Но лучше всего был ланч. Лора всегда поддерживала дружеские отношения с владельцами книжной лавки «Черный дрозд». Они иногда отправляли посылки друг друга и по-соседки присматривали за магазином, если кто-то отлучался. Эйвери Филиппс изредка звал Лору на «суп и всякую всячину», как она это называла, и Лора никогда не отказывалась, потому что готовил он прекрасно.
«Что-то не хочется», — ответила она сегодня на приглашение, и это была чистая правда, потому что к часу дня еле ощутимый приятный шум, произведенный выпивкой в голове, стих и она снова впала в тоску. Но Эйвери настаивал, а у нее не было ни сил, ни желания спорить.
Ничего, утешала она себя, поднимаясь по крутым, неотполированным ступенькам, разговаривать ей почти не придется. Речь Эйвери — неостановимый поток. Он никогда не дожидается ответа, ему все равно, ответят или нет.
Довольно-таки пыльное помещение над магазином в основном использовалось как склад. Больше половины его занимали коробки и бандероли с книгами, завернутые в крафтовскую бумагу. На стенах висели выцветшие постеры, расхваливающие давно позабытые бестселлеры. В одном из углов имелись раковина и плита. В оконной нише был красиво накрыт на троих маленький круглый столик. Хрустящая белая скатерть, салфетки, простые, но элегантные бокалы для вина, ресторанные столовые приборы. Бутылка вина, австралийского «каберне совиньон» марки «вольф блас», была открыта, вино дышало.
Тим Янг, партнер Эйвери, придвинул Лоре стул, Эйвери поставил перед ней на белую фарфоровую тарелку чашку с приправленным карри крем-супом из пастернака (к нему шли индийские пшеничные лепешки наан), а еще подал крохотные слойки с тающим козьим сыром и маринованным фенхелем. Потом разлил вино по бокалам, и его аромат божественно смешался с аппетитными запахами острой пищи.
Лора поднесла к губам ложку с супом и тут же опустила ее. Прямо перед ней висел ужасающий постер: из разверстой могилы, окруженной гниющими черепами, поживой червей, вставало громадное привидение о двух головах, с единственным пылающим глазом на каждой. И в каждой из этих двух «пещей огненных» горело и корчилось множество крошечных существ.
— Жуть какая… — Лора отвернулась, ее всю передернуло от брезгливости.
Эйвери оглянулся через плечо, сразу все понял и вскочил.
— Прости, дорогая. — Он немедленно поменялся с ней местами, укорив Тима: — О чем ты только думал!
— О чем всегда думаю, — ответил Том, — о моих диких, страстных ночах с Саймоном Кэллоу
[52].
