— Направь сюда робота.
— К 56 уже в пути, — официально доложила Нивия.
— Ты сказала новичкам, что Мелкенсип мудрец? — с озадаченным видом поинтересовался Полководец.
— Об этом знают Обилер, его семья и новый воин Тотил, друг старца.
— Пусть не рассказывают остальным.
— Хорошо, я их попрошу.
— Я благодарен Виале и тебе за спасение старца Мелкенсипа.
— Ты давно знаком со старцем? — Нивия решила проверить смутные предположения.
— Достаточно давно.
— А я помню его с детства. Старец Мелкенсип очень проницателен. Он способен узнавать то, что скрыто в глубине души каждого из нас.
— Он сказал мне, что видел страх в глазах Эйнара, — Латлин жестом предложил Нивии пройти с ним на кухню. — Попытайся выяснить, чего или кого может бояться Эйнар.
— Марсиан с их оружием, — предположила Нивия.
Девушка приостановилась и вопросительно посмотрела на Латлина.
— Здесь, на Веле, — уточнил тот.
— Не представляю, — задумчиво нахмурилась Нивия.
Они продолжили путь.
Латлин не решился спросить девушку о том, какие подсознательные страхи присущи нелианцам. Общение со старцем повлияло на его настроение, сняло постоянное напряжение.
Он поймал себя на мысли, что не хочет обидеть девушку неприятным допытыванием.
Священник должен утешать, а не унижать. Впрочем, далеко не все наделенные саном это правило соблюдают.
Но Латлин привык стремиться к идеалу во всем, будь то конструкторская работа, обучение новых бойцов или… служение, которого так стремится избежать?
Нивия удивлялась тому, что с каждым словом ей становится легче беседовать с Полководцем. Спокойный, непринужденный разговор друзей, или мужчины и женщины, которые могли бы создать семью?
Мысленные сравнения пугали Нивию. Она их прогоняла, но ненавязчивые мысли возвращались, порождая запретные желания.
Нелианская привязанность, хищная страсть…
Неотступное стремление быть рядом с тем, кто сам того не понимая, приручил однажды, встав на ее защиту.
Девушка понимала, что у велянского воина другое мышление. Та их давняя встреча ничего для него не значит. Мальчик-защитник стал грубым полководцем, привыкшим отдавать приказы.
После недолгой беседы со старцем тот потерянный мальчик словно вернулся. Хмурое лицо прояснилось, с него почти исчезла тень, осталась разве что полосками на переносице, но и они казались тоньше и светлее.
Приятный терпкий запах, отдающий нотками поджаренным пряных стручков торема… Движение бугорков мускулов под легкой тканью домашней одежды… Редкие, но такие желанные взлеты уголков губ…
Все в этом мужчине притягивало, вынуждая покорно следовать за ним, пока он снова не сорвется на грубость, вспомнив о ее “постыдном, неправильном” происхождении. Пока его короткого терпения хватит на то, чтобы видеть в ней союзника, а не пособницу врага.
В бункере жили ученые и воины. Столько мужчин разного возраста и роста, цвета волос и формы лица… Для Нивии они были как роботы. Или как женщины. С кем-то ей было легче общаться, с кем-то труднее, кого-то приходилось избегать.
Полководец Латлин стал ее счастьем и кошмаром. Нивия уговаривала себя держаться от него подальше, но вновь и вновь мелькала у него на виду при первой возможности. Ведомая звуком голоса, импульсными волнами или запахом, она следовала за ним как дапатития, ползущая не за погрызушкой, а за хозяином.
Доверие премудрых старцев. Оно помогло взглянуть на него иначе. Поможет ли ему взглянуть иначе на нее?
— А тебе старец Мелкенсип ничего не говорил о том, что может пригодиться в нашем деле? — спросил спустя недолгое молчание Латлин.
— Нет, он предавался воспоминаниям, — Нивия пожала плечами. — Сокрушался об отмене торжеств по случаю Лучезарного Праздника.
— Он говорил предсказания о будущем?
— Я спрашивала его об этом, но старец только сказал, ничто не определено окончательно. Все будет зависеть от выбора, одного важного решения.
— Чьего решения?
— Старец не объяснил. Он упоминал непостоянные величины.
— Мне он говорил подобное. В мире мало постоянных величин. Как думаешь, что скрывается за его словами?
— Течение нашей жизни может в любой момент измениться в произвольном направлении? — сказала Нивия вопросительным тоном.
— Возможно, — Латлин подтвердил ее слова с некоторым скептицизмом. — Исход войны тоже не определен?
— Получается, что так, — Нивия расстроенно опустила глаза.
— Будем стараться принимать только правильные решения, — Латлин едва не обнял ее за плечо, приподнял правую руку и снова опустил.
Нивия заметила его странный жест и отступила. Она улыбнулась и сказала после усмирения вспыхнувших чувств:
— А мы разве плохо стараемся?
— Думаю, хорошо, — Латлин ответно улыбнулся.
Они пришли в кухонный сектор, заставленный громоздкими баками, контейнерами, пыльными плетеными мешками, и занялись приготовлением обеда, продолжая дружеское общение.
Или не совсем дружеское?
Латлин стеснялся мыслей, не подобающих мудрецу, разве только не наметившемуся жениться на мудрейшей.
Нелианцы считаются красивым народом. Пусть они сами чужды утонченного визуального вкуса, но их внешность способна пробуждать художественное видение и стимулировать вдохновение у представителей многих других рас.
Светлая кожа, не подверженная пигментации под лучами Идпинотена… Почему так хочется к ней прикоснуться, нежно провести пальцем по чуть выпуклой гладкой щеке? Зачем так мечтается узнать, каковы на ощупь огненно-рыжие волосы? Какой ответ он думает найти в подсвеченных зеленых глазах, в которых почти невозможно увидеть свое отражение?
Наваждение? Искушение? Заманивающее в смертельную ловушку энергетическое воздействие хищницы? Импульсный дурман?
Латлин путался в размышлениях. Друг или враг? Если враг, то почему еще себя не проявила? Если друг, то… что? Тогда выходит, он был прав, заступившись за нее в детстве, когда поступил интуитивно. И ошибся, считая себя зрелым мужчиной, научившимся принимать только правильные решения.
Он сказал старцу Мелкенсипу, что забыл обиды. Мудрец не поверил.
А она — притворяется, что не помнит всех его грубых слов в ее адрес? Или ей удалось то, что не вышло у него — оставить прошлые печали далеко позади себя, открыть разум дыханию будущего?
ГЛАВА 52. Красные точки
Виала, ее родители и Тотил
Виала умоляла родителей помочь ей вовлечь лесного инженера в деятельность повстанческой организации. Обилер и Ралина, встревоженные безответным чувством дочери, не торопились помогать. Они скептически относились к ее затее, о чем заявили напрямую. Девушку их категорический отказ не остановил, а раззадорил.