Возможно ли, что земной великий гений не владел полной информацией. Корабль принадлежал его марсианскому другу. Но попытка добраться до памяти марсианина могла стоить нелианцу жизни.
Напрасно Эйнар понадеялся на знания ремаса, в памяти симбионта не оказалось сведений об управлении “Марией”.
Зато его собственная память подкинула важную подсказку.
“Мария” не станет подчиняться тебе… Мой голос — ключевой для нее”, — Эйнар вспомнил слова землянина и понял, что симбионт поможет воспроизвести голос Григория.
Он решил испытать новый способ исправления системного сбоя.
Но тут вниманием Эйнара завладел внезапно проявившийся в поле восприятия энергии крупный живой объект.
Нелианец встал, изучая цель. Его носа достиг аппетитный мускусный запах.
Межерм, травоядный зверь, покрытый чешуйчатой серой шкурой, медленно продвигался по лесу, ощипывая кустарник.
Эйнар понял, что ему не помешает подкрепиться прежде новых великих и не очень свершений. Жестом приказав Ю Сто не двигаться, нелианец направился в чащу так так быстро, словно шел по гладкой дороге, а не по вязким песчаным горкам.
* * *
Эйнар не знал, что сенсоры марсианского боевого корабля способны различать звуки на таком большом расстоянии без сигнального слова. “Мария” слышала все и поняла, что случилось с ее любимым Гришей. Ее затуманенный искусственный разум прояснился.
В прямоугольном отсеке-гостиной, обставленной земной мебелью, возникла призрачная женщина в траурном черном наряде. На ней было длинное кружевное платье со шлейфом. Тонкая вуаль, тенью спадающая с полей фетровой шляпки, прикрывала светлое лицо, по плечам и спине рассыпались завитые пряди длинных черных волос.
Подойдя к висящему на стене наградному диплому, женщина молниеносным жестом откинула вуаль с лица и заплакала, прижимаясь щекой к стеклу и придерживая руками деревянную рамку. Ее пальцы проникли сквозь дерево, растворились в нем. Она, в голос зарыдав, стала оседать на пол, скользя пальцами по стене. Опустившись на колени, закрыла руками лицо и осталась так сидеть, чуть вздрагивая; а слезы — странные, тусклые, капали с ее рук и исчезали, не долетая до пола.
“Мария” ждала убийцу любимого Гриши, чтобы поквитаться с ним.
ГЛАВА 39. Дождь
Эйнар
Удачно поохотившийся Эйнар взошел по трапу марсианского корабля, остановился перед плотно закрытой дверью.
— Маруся, открой. Это я, Гриша, — сказал он по-русски голосом Григория, и на шаг отступил, замер в ожидании результата.
Голос любимого вызвал новую ошибку в системе управления “Марии”. Сидевшая на коленях женщина поднялась в воздух, заискрила разноцветными огнями, изгибаясь и заламывая руки, начала вращаться, потом стала то появляться, то пропадать, и наконец исчезла.
Вход открылся. В кабине заиграла тихая мелодия. Эйнар вошел и осмотрелся: интерьер остался без существенных изменений, если не считать таковыми приклеенный к дверце огромный земной календарь с кремовыми розами и деревянную модель парусника, поставленную перед иллюминатором.
— Мария, выключи музыку, — спокойнее приказал Эйнар.
Звуки мелодии стихли. Перед ним появилась голографическая проекция женщины, одетой в атласное бежевое платье. Выглядела она веселой.
— Привет, дорогой. Я очень сильно соскучилась по тебе. Не могла дождаться тебя. Где ты был? — “Мария” говорила сквозь странный хохоток.
— Я много работал. Дел полно. Нет времени на отдых, — Эйнар тоже попытался засмеяться, обрадовавшись, что его способ подействовал, но вместо смеха получился жуткий рык и он закашлялся.
— Ты, видимо, жутко устал. Тебе надо срочно отдохнуть за стаканчиком славного шотландского виски. Или ты предпочтешь сегодня розовый ликер с ароматом грейпфрута. А может, мне стоит предложить тебе жемчужину нашей коллекции — дачную смородиновую наливку?
— Спасибо, Маруся, но я вынужден отказаться от предложенных тобой напитков. Мне предстоит много работы.
— Тогда скажи, чем я могу порадовать любимого мужа? Как мне облегчить тяжкий труд гениального ученого?
— Убери календарь и модель парусника в складской отсек.
— Что с тобой, Гришенька? Я специально поставила на видное место твой парусник “Мечта”, который ты кропотливо собирал и склеивал, и повесила календарь с моими любимыми розами, помнишь, ты подарил мне их в день свадьбы. Думала, тебе будет приятно на них смотреть, а ты просишь меня убрать их. Почему? Что случилось? Увлечение работой отучило тебя радоваться жизни?
— Мне надоели календарь и парусник. В кабине и без них достаточно уютно. Знаешь, мне тоже понравился этот лес. Он красивый, величественный.
Но сейчас мне надо срочно лететь в Теппыветин на военный завод. Ю Сто отправится с нами. Ты помнишь Ю Сто?
— Да, помню. Большой робот. Смешной такой.
— Верно, смешной. Ю Сто, иди к нам, — Эйнару быстро надоело копировать поведение землянина, он спешил в Радмок, но поторапливать “Марию” опасался.
Как только Ю Сто взошел на борт корабля, дверь закрылась, и “Мария Громова” поднялась в воздух.
— Разреши мне пролететь над лесом, над кронами деревьев, насладиться изумительным пейзажем, увидеть кудри облаков на вершинах гор, голубую атласную ленту реки, — умоляла “Мария”.
— Река высохла до дна. Мы вернемся в лес Чевтатетин после того, как здесь прольются дожди. А сейчас нужно лететь в Теппыветин. Там ты загрузишь партию роботов и мы полетим в Радмок. Для меня крайне важно прибыть туда. Меня там ждут, Маруся.
— Ладно, дорогой, летим в Теппыветин. Роботы, Радмок, я все поняла. Но я обиделась, Гриша. Учти, я очень сильно на тебя обиделась. Тебе придется загладить вину, — “Мария” хитренько улыбнулась, подмигнув правым глазом.
— Чем я могу загладить ее, скажи? — Эйнар тоже подмигнул и улыбнулся плотно сомкнутыми губами.
— Розами, мой дорогой, исключительно розами. Большим букетом душистых кремовых роз.
“Мария” отвернулась, пошла к выходу в коридор и на полпути исчезла. Эйнар призадумался, какие велянские цветы больше похожи на земные кремовые розы.
* * *
Эйнар
Ночь в бархатном платье черных туч обнимала темным туманом город Радмок. Лишь в районе военного завода, от которого остались торчащие из липкой грязи груды развалин, темноту бесцеремонно пронизывал белый луч прожектора “Марии Громовой”. В его сиянии тонул менее яркий свет бирюзовых глаз нелианца и красные огоньки лампочек боевых машин. Светились также слабым зеленоватым проблеском глыбы и осколки на месте бывшей шетпевной выплавки. Тисолиевая кислота прожгла на них серые дыры и плавные изогнутые линии, похожие на пересохшие русла ручейков. В стороне от глыб шетпева в луже плавали пагнарслые кристаллы. Они тоже сияли, переливаясь точеными гранями, но сами излучали не свет, а отражали его.
