Плескалась и журчала река; солнечные отблески катились по воде, рвались и соединялись; от юнца несло страхом, от моста – гнилым деревом.
Дядя и темноволосый дылда с удивлением уставились на раскрытую ладонь, где действительно лежали четыре монеты.
– Ты что – считать не умеешь? – сердито спросил брат рудокопа, тряхнув козлиной бородкой. – Три монеты с человека! – Он показал на пальцах. – Это значит, вы должны заплатить шесть.
– У меня больше нет медяков. Сделаем скидку на то, что мы вооружены. Думаю, это справедливо?
Темноволосый молчун шепнул что-то на ухо обладателю козлиной бородки. Габриэль заметил, что у дылды выбиты зубы. Видать, не все путники желали добровольно расстаться с монетами за переход какого-то гнилого моста. И неудивительно, что самый грозный из мздоимцев предпочитал молчать. Потому что, когда он приоткрывал рот, то делался совсем не грозным.
– Неправда, – не поверил брат рудокопа. – Ид тоже видел, что у тебя еще осталось серебро.
– Я сказала, что у меня закончились медяки. Про серебро речи не шло. Так вы дадите нам пройти? – Она покрутила ладонью на рукояти меча.
Ид опять шепнул что-то, и брат рудокопа гаденько улыбнулся. А Габриэль понял, что сейчас последует непристойное предложение.
– Ид говорит, что ты должна нас обслужить, чтобы оплатить долг, – ухмыльнулся он и толкнул своего племянника к Эли. – Майк, хватай ее!
Юнец замешкался и тут же получил прямой удар в челюсть, полетев назад. Его дядя отскочил в сторону, даже не подумав ловить племянника, и, замахнувшись дубинкой, ринулся на Эли. Ид, зарычав, двинулся на Габриэля.
Меч принцессы так и не покинул ножен. Она, сжав кулаки у лица, хотела лишь проучить мерзавцев, один из которых уже валялся без сознания на мосту. Габриэль остался на месте, сразу просчитав атаку темноволосого беззубого громилы. Ид, ослепленный яростью, ударит просто, кастетом, размашисто, не думая о защите. Как и его подельник, краем глаза подметил Габриэль. Принцесса легко ушла от атаки, на сей раз ударив с левой, в ухо. Владелец козлиной бородки взвизгнул от боли, но был покрепче племянника, поэтому остался на ногах.
Кастет прогудел в воздухе. Мэйт пригнулся, пропуская тяжелую руку Ида. И сразу, не размахиваясь, стукнул его жезлом в лоб. «Удар должен быть легким, пусть твой меч бьет, а не рука, – вспыхнули слова Грома. – Меч, в отличие от тебя, не может устать».
Хватило одного удара, чтобы лишить громилу сил. Ид закачался, неуклюже, словно пьяный, попятился, опустив руки. И через пару шагов все-таки грохнулся – да так, что аж мост вздрогнул. Громила тут же попытался подняться. Но мэйт, перескочив через сына рудокопа, был уже рядом. С разбега, не медля ни звитты, шарахнул Ида ногой, расквасив ему лицо. И громила застыл на мосту в пяти кабитах от сына рудокопа.
Габриэль обернулся: упрямая принцесса все еще не обнажила меч, играя с последним мздоимцем. Тот сменил тактику и теперь бил дубинкой не сверху вниз, а махал ею из стороны в сторону, гоняя горячий воздух. Габриэль заметил, что это забавляло Эли. И ринулся на помощь, увидев, что увлеченная боем принцесса отступает к высокой кочке.
Он подскочил к брату рудокопа и тут же огрел его жезлом по макушке. Тот, в отличие от громилы Ида, рухнул сразу. Правда, и удар был сильнее.
– Я бы сама с ним справилась! – возмутилась принцесса.
Габриэль предвидел нечто подобное и сразу указал жезлом на кочку, в шаге от которой застыла принцесса. Эли повернулась, с пренебрежением взглянув на кочку. А мэйт посмотрел на вершину склона. Дед сидел на лужайке лицом к мосту и курил трубку. Над зарослями лаванды поднимался дымок. Старик встал, поняв, что представление окончено.
– Это всего лишь дурацкая кочка, – сказала Эли после долгой паузы. – Я бы…
Габриэль улыбнулся. После чего склонился над братом рудокопа и начал его обшаривать.
– Что ты делаешь?
– Граблю вора, – честно ответил мэйт. – Разве это не здорово? Правда, Изгой? – громко сказал он, и гарг зашевелился. – Мы потратили силы и время на трех бездельников и можем рассчитывать на компенсацию. К тому же я не хочу сидеть у тебя на шее.
Габриэль сорвал кошель, выгреб из карманов несколько монет и подал их Эли. Принцессе не очень понравилась его идея, но деньги она приняла, понимая, что скоро им придется рассчитываться за ночлег. Сына рудокопа и Ида мэйт тоже обшарил, но нашел лишь шесть медяков.
Они спокойно перешли через мост и двинулись дальше. Элизабет еще не остыла после боя, не сбросила маску ночной гостьи. Габриэль чувствовал ее возбуждение, вспоминая, как она отчаянно и бесстрашно билась. Мэйту опять захотелось ее поцеловать. И на сей раз он не совладал со своим желанием и, обняв ее одной рукой, быстро привлек к себе. Но вместо желанного поцелуя получил грубый толчок в грудь. А позже едва успел отклониться от летящей ладони. Она почти коснулась кончика его носа.
Элизабет остановилась, бросив ладонь на меч.
– Зачем ты это сделал?
Габриэль молчал, чувствуя себя виноватым. Он не знал, что ответить. Зачем? За что? За ее недавний бой, за то, что она не бросила его тогда, в тоннеле, когда их могли растерзать гарги. За то, что в ней горел огонь. За то, что она совсем не походила на ноби Бруну.
– Это из-за огня, – промямлил мэйт, осознавая, что совершил большую ошибку.
– Из-за огня? – не поняла принцесса.
– Внутри тебя, – пояснил Габриэль.
– Смотри, не обожгись.
«Уж обжегся, – подумал мэйт. – Уже…»
– Прости, я не должен был…
– Хорошо, что ты это понимаешь, миркль, – зло бросила принцесса и быстро, словно пытаясь убежать от него, зашагала по дороге, поднимая пыль.
Глава 21
Стояла ночь. Звезды висели над желтыми, слабо мерцающими огнями Голдстока, заглядывая в приоткрытое окно трактира. Со двора поднимался запах табака, от пола пахло пылью, от свечи – горячим воском. Выли псы, кто-то шуршал под окнами. Гарг сердито фыркал из рюкзака, отвечая на собачий вой. А еще… слышались стоны, раздражающие принцессу, которая хотела спать.
Они оплатили комнату в безымянном трактире на окраине Голдстока, чтобы не привлекать лишнего внимания. Комната на втором этаже оказалась тесной, с жесткими и скрипучими кроватями, но зато в самом трактире недурно кормили, да и почти не было постояльцев. Почти… Мэйт не мог поверить, что из тех трех посетителей, попавшихся ему на глаза, кто-то решил уединиться со шлюхой именно на их этаже и, что самое невероятное, в соседней с ними комнате. Кровать скрипела, билась о тонкую стенку, а шлюха стонала так отчаянно, будто действительно получала удовольствие.
Женские стоны возбуждали мэйта, заставляя думать о принцессе, лежащей от него на расстоянии вытянутой руки. После купания и сытного ужина силы возвращались, а вместе с ними крепли и желания. Увы, Элизабет жаждала лишь того, чтобы кто-нибудь угомонил шлюху и ее на редкость выносливого партнера.
