— Дома.
— Вы?.. — Это же голос Роберта, его звонок, только тон какой-то приглушенный. — Герман с вами? Вы ходили на сигнал? Вы все?.. Вернулись все?!
— Да.
— Ирис, кто-то ранен? Почему у вас голос такой?
— Колено сильно болит, разбила о чертову тумбочку.
Первый раз услышала, чтобы Роберт ругался. Он сделал это куда-то в сторону, далеко от экрана и микрофона, но с откровенным чувством облегчения. Выдохнул:
— В Яблоневом разборки. Четыре трупа с пожара, двоих обгорелых на скорых везут в больницу, и одного уже не довезли — скончался. Никого пока не опознать. Подъезд дома Германа выгорел до четвертого этажа. И до вас, дьяволы, ни до кого не дозвониться! Катарина уехала к вам, знаю, что вместе должны быть, я уже седой тут на этом пожарище…
— Столько погибло?.. Роберт, с нами все хорошо. Мы живы и целы, мы все успели как надо, в самом начале. Я не знаю, бы ли шанс вытащить кого-то еще, нас отрезало…
— Все, что мне нужно услышать… Катарина далеко?
— Рядом. Роберт, давайте на «ты»?
— Давай, пограничница.
Я протянула анимо подруге, та сказала «привет», а потом с улыбкой слушала. Произнесла через минуту «хорошо» и «ладно», и отключилась.
— Попросил новости не смотреть и дождаться его. Сюда приедет, как только сможет. Давайте уже торта поедим. Сегодня празднуем не только прошедший день рождения ваш, сладкая парочка, но и мой — наследница пространства как никак новая родилась. И вот этого олуха и обалдуя, соломенной башки! — Она толкнула Германа, затихшего от понимания своей несвершившейся судьбы. — С днем рождения, друг! Подарка нет, но наш общий подвиг вполне за него сойдет, правда? Только Ирис, давай колись, что за финт со временем? Роберт сказал — час назад…
Нас никогда и ничто не разделит
Мы просидели до позднего вечера. Больше пили, чем ели, уговорив на почве стресса три бутылки красного вина — весь запас на глинтвейн. Конечно, залезли и в сеть, чтобы узнать оттуда о случившемся в Яблоневом — кто из очевидцев что успел выложить, что уже показали в местных новостях. Мы восприняли легче, а вот Герман долго не отходил. Объяснил, что это с первого этажа пара типов промышляла наркотиками и что-то не поделила с городским «начальством». Он слышал угрозы еще со вчера. Дошло до дела, погибли и невиновные люди. Герман сокрушался, что если четыре этажа, то и не стало его соседки сверху — отзывчивой и тихой женщины, она в субботу была дома. И соседей напротив — отца и сына, оба возрастных мужика, дед под восемьдесят и небуйный алкаш-сын под шестьдесят. И он мог быть среди них — запросто. В квартире бы оказался, как в ловушке, и если не задохнулся от дыма, то, логически рассуждая — выкинулся из окна. Поэтому до смерти не дошел сразу. Может быть, он был гипотетическим третьим, кого скорая везла в больницу… но не доехал и умирал в дороге, пока Роберт уже на месте разборок пытался вызвонить хоть кого-то. Катарина у себя увидела три пропущенных, у меня и Юргена было два и один.
Роберт приехал к десяти, измотанный, с серым цветом лица. Катарина повисла у него на шее, и он, никого из нас не стесняясь, крепко и с чувством поцеловал девушку. Тратить время на детали произошедшего не стал, слушал нас, — что в какой момент произошло, и как мы умудрились спасти своего друга. Роберт не отказался от кружки крепкого чая, охотно поел, расслабился, сняв свою оставшуюся тревогу в разговоре и в том, что лично убедился — все на месте, все живы и целы.
— Куда я теперь?
Герман сидел на стуле, задвинутый в закуток, где когда-то стояло кресло и отгораживало меня, как в колодце, от пугающей пустоты вокруг. Сейчас ему там было спокойнее, отдельно не столько от пустоты, сколько от плотности окружающих. Да, все друзья, не толпа чужих и неизвестных, но он не привык.
— Ко мне, наверное. Возьмешь маленький красный чайник с собой, посуду, мы соберем тебе пакеты с едой, с пастельными принадлежностями, Юрген одежду подберет из запасов. Пока решим, что вообще делать, найдешь силы пожить в комнате в общежитии?
Он покорно кивнул. Роберт кивнул тоже:
— Едем. Спасибо за все, и за то, что натворили, и за гостеприимство. В шесть утра мне снова нужно быть на службе, так что собирайте Германа, я его закину по адресу, и домой спать. И вам советую.
Юрген собирал вещи, а я продукты. Упаковала родной чайничек, отправив его обратно служить верой и правдой потерянному Герману. С одной стороны оставлять его так сразу одного, в общажной комнатке Сольцбурга, не хотелось. Но с другой — может, ему как раз нужно было настоящее уединение, чтобы обдумать свою дальнейшую жизнь и судьбу спасенного погорельца. Не могла не смотреть украдкой на Катарину и Роберта, — они собрались и ждали у входа. Стояли друг на против друга, она улыбалась, сияя своим внутренним счастьем сквозь усталость, и осторожно касалась его руки. Как будто очень хотела, и очень стеснялась прямо сейчас проявлять нежности. По Роберту его чувства не так читались. Он посматривал то на нас со всей нашей суетой, то на понурого Германа, то на свою Катарину. А в какой-то момент не выдержал, улыбнулся одними уголками губ и, взяв ее ладонь в свою, приподнял и поцеловал в запястье. Прямо в изгиб, в место пульса.
— Готово.
Я протянула ключ, Юрген пакеты.
— Завтра будьте на связи. Лишний анимофон я найду, так что ты не совсем будешь в изоляции, Герман. Соберемся вечером, решим о будущем глобально.
Когда они ушли и мы остались вдвоем, то тишина почти оглушила. Юрген ушел к окну, приоткрыл верхнюю узкую фрамугу для проветривания, пустив свежего воздуха и разогнав винные пары.
— Сегодня все уберем и перемоем или завтра?
— Завтра. Сил совсем нет… Я хочу в ванную! Потом спать.
Несколько часов назад я уже «нянчила» с компрессом ушибленное место, сидя в кресле и задрав ногу на подлокотник повыше. Помогло, полегчало. На коленку не жаловалась и Юрген вполне разрешил погреться в несильно горячей ванной. Лучше с ногой наружу. Пошел, набрал, даже настоял на нескромно заботе — раздел и на руках меня отнес, окунув в ароматную соль и пену.
— Валяйся. А я хоть часть посуды перемою пока. У меня еще что-то из сил осталось.
— Юрка, тебе верится, что все это взаправду и все это именно с нами?
— Верится.
— Не смотря на всю невероятность, на риск, на аномальные даже для пограничников случаи?
— Ирис, с тех пор как я признался тебе в любви, готовый разом все потерять, а ты вдруг не сбежала и даже обнадежила обещанием, я верю во все. В любые чудеса на этой земле, и не буду никогда подвергать их сомнению. — Юрген наклонился, поцеловал меня коротко. А как обратно выпрямился, добавил: — Нет, вру, чуть-чуть позволил себе не поверить сразу — в Роберта с Катариной. А они, убедился воочию, по уши влюблены друг в друга. Мотылек…
Он присел рядом с кромкой ванны на корточки и второй раз поцеловал:
