У меня в душе одновременно сошлись сочувствие и радость за Вивьен. Перекликнулось с тем, как мне совсем недавно остро захотелось счастья для всех женщин, и вот — воплощение этого чуда. Ноябрьский холод, она наверняка ледяная от страха, комплекс «нецелованной», а тут вдруг парень — молодой, высокий, с карими красивыми глазами… Мне ли не знать, каково почувствовать аномально горячие губы Юргена!
— Я ее и поцеловал. Доказать обратное, снять это гадкое клеймо. — Он хмыкнул, и все-таки легкое смущение в голосе я заметила: — Можешь меня убить за откровенность, Ирис, но я должен признаться — мне понравилось. Я словно человека от смерти спас.
Я тоже хмыкнула, остановила его посреди длинной тропинки и прижалась, запустив руки под рюкзак, обняв ладонями под лопатки.
— Поцелуй жизни.
— Не ревнуешь?
— Нет. Немного завидую. Исправишь?
Вкус у губ оказался сладким и кофейным. Может, крошка в уголке осталась от булочек, — в полумраке не видно.
Люблю его. За все на свете. Сколько буду жить, столько и буду его узнавать, а люблю уже сейчас. Ненормальная я какая-то, если именно эта история о посторонней женщине вдруг подтолкнула к этому пониманию.
Постояли, в тишине и полутьме парка, выдыхая парок и отдавая тепло холодеющей погоде. Юрген еще крепче меня обнял, согревая. Шепнул на ухо:
— Люблю тебя Ирис. Больше жизни тебя люблю.
А я смолчала. Себе призналась в чувствах к нему, а его лишь взаимно обняла покрепче.
О сестре рассказала на обратном пути до остановки. Потом на монорельсе поехали домой, и я все думала о том, — как же это хорошо, когда «домой вместе». Вспоминала свою комнату в общежитии, желание стиснуть себя стенами как можно плотнее. Сейчас бы зашла и не могла поверить, что бежала, как в убежище, в «коробку от обуви». Даже проверять не нужно — я помню тесноту и могу представить.
А у Юргена — кресло уже два дня как не возвращалось в кухонный угол, а часть компьютерного стола осталась на месте только из-за удобства складывать на него посуду и продукты во время готовки. Не давило пространство ни в отсутствии Юргена, ни в его присутствии, никак. И ванна — ванна, а не спасительный бункер.
— По пути в магазин нужно?
— Хлеба. И сливок.
— И сыра в запас. Ты завтра как, есть планы?
— Никаких.
— А я только на собрание вечером съезжу к южному и листы заодно сдам. А так считай, весь день наш. Как хочешь его провести?
— Давай утром решим. Выспимся без будильника, и посмотрим по настроению.
— Давай.
Еще пять остановок. Мы заняли в вагоне самые первые два сиденья, — все попутчики позади, вне поля зрения, а впереди только водитель, и то за перегородкой своей кабины. Можно смотреть в окно и представлять, что везут только нас двоих. И опять же — отворачиваться от людей нарочно, утыкаясь в стекло лицом на задней площадке, уже не тянуло. Уединения на двоих в людном вагоне хотелось из-за чувств и мыслей, а не от неприязни к миру. Сольцбург проплывал мимо — большой и полный. И отчетливо проступало ощущение — мира снаружи и мира внутри. И грань, почти стертая, когда кажется, что в сердце также глубоко, как глубока высота неба, и ты немного сливаешься с ним.
«А если б тогда все пошло не так…» — в памяти отразилась строчка загадочной поэтессы. И в этот раз она прозвучала не с сожалением и тоской о случившемся, а наоборот. А испугом — не произойди чего-то в прошлом, и не было бы настоящего…
— Юрка?
— А?
— Можно, я тебя подстригу? Не коротко, я общую длину оставлю, только чуть пряди подкорректирую.
Он шевельнул плечом, на которое я навалилась, разомлев от поездки в тепле и накопив усталости.
— Можно, конечно. Если не на лысо, то хоть как стриги.
— Ты не частый гость в парикмахерской?
— Нет, мне все равно. Только когда совсем зарастаю, как леший, что в глаза лезет и неудобно, захожу по случаю в любую.
— Комплименты от мастеров слышал?
— В каком смысле?
— У тебя самые идеальные волосы. Не знал?
— Нет. — Юрген весело хмыкнул. — Но тебе поверю.
Дома мы лишь поужинали бутербродами, кофе со сливками, и ни на что сил не осталось. Мне хотелось воспользоваться разрешением, усадить Юргена на стул и достать из коробки ножницы, но лучше — в другой день.
Откровений было много, эмоций много. И вернулись поздно, что хотелось после еды одного — в душ и в постель. Спать. Так и заснула быстро, день пролетел в памяти всполохами признаний и мыслей, и осел тихим счастьем в сердце.
Маленькие секреты
Издалека девочка и собака показались знакомыми. Подойдя ближе к подъезду, поняла, что это дочь Августа и спасенная с частного двора Динь-Динь. Девочка играла с собакой, кидая ей маленькую палку в глубь двора, на газон и дразнила ее, когда та возвращала апорт.
— Ника, здравствуй!
Неужели Август вернулся? Ника меня заметила и сразу узнала:
— Ирис!
Динь-Динь помчалась ко мне, и я слегка испугалась, — набросится, как при первой встрече. Но она дружелюбно виляла хвостом, скалила пасть и крутилась у ног. По окрасу и признаешь — оправилась, откормилась, на шее и следов от ошейника не осталось. Не смог ее наследник в приют сдать, себе оставил.
— Привет. Какими судьбами здесь?
— Мама у Пауля дела обсуждает, а я пока на свежем воздухе. Не хочу за чаем скучать. Я же тебе так и не сказала спасибо за спасение!
Пока я соображала, что Пауль — это как раз наш восточный староста, Ника порывисто обняла меня, попытавшись на полном серьезе приподнять с места.
— Ай, не глупи! Не за что, главное, что все хорошо теперь. Я тоже с самой больницы и не выясняла — как ты себя чувствуешь и как быстро поправляешься?
— Фу на все, прошло, как страшный сон. Ты сдаваться?
— Да.
— Побудь со мной пока. Дед все равно занят, а его жена отправит сидеть на кухню.
— Дед?
— Не в смысле родня, а в смысле, — Ника совсем по-детски скуксила личико, — не молодой.
Она вся в целом выглядела как раз на возраст, совсем юная. Беззаботная и веселая. В страшном подвале при страшной ситуации вела себя взрослее, а теперь все на своих местах. Уже девушка, но искрит ребячеством. Затрепала собаку за уши и снова бросила ей палочку:
— Лови, Динька! Лови!
— Твой папа вернулся?
— Нет еще. Там сложно. Самое противное, что ни позвонить, ни написать нельзя… Как у тебя дела?
— Хорошо.
Несколько минут ушло на веселую возню с счастливым от внимания животным, а потом я решилась спросить:
