Август выдержал паузу на свои короткие размышления и сказал:
— Возможно вас на эти пустышки закинуло случайно. Вы были свободны в этот момент, и вся причина. Но держите эти вопросы в уме, думайте, вспоминайте и если хоть что-то аукнется, дайте знать. Роберт, тебе слово…
— Заметила, какое у Него колечко необычное, с орнаментом? Что значит, как думаешь? Блин, хоть бы у него жена была тетка за сорок, толстая, как свинья, и некрасивая. А дети есть, интересно? Суицидник на нас пялится…
Я поморщилась от шепота Катарины. Она опять взялась за свое — болтовню. Не слушала, а говорила.
— … все одинокие, без друзей или родственников. Даже соседи отмечали нелюдимость. Цифровой след тоже минимальный — траты на необходимое, редкие запросы сети, только программы тв-вещаний, никаких звонков частным лицам. Все разного года рождения, родились в Сольцбурге. По семейному статусу тоже нет общего — и вдовец, и холостяк, и раз замужняя, и не раз разведенная… зацепок никаких, если коротко. Я каждому из вас дам ключ от квартиры и дома, просьба — доберитесь до адреса, как сможете, и осмотрите помещение сами. Еще раз и внимательно. Полиция осмотр проводила, но может быть что-то, что зацепит ваш взгляд. Что свяжет с вами или покажется нестандартным. Мы в официальный розыск подали всех, как положено. На результат не надеюсь. Надеюсь только на вас.
Август никак не проявлял в себе своего статуса. Нет высокомерия, снисходительности, взгляда на простых пограничников как на плебеев. А мы даже по обычным критериям, городским, социальным — не благополучные. Не успешные, бедные, занятые больше в сферах обслуживания и неквалифицированном труде. Я, например, бывшая парикмахерша. Катарина, насколько она сама не стеснялась говорить, — официантка. Староста — инвалид третьей группы, безработный, живущий больше на обеспечение жены, чем на свою жалкую пенсию. Юрген… про него не знала. Он среди нас единственный, кто не из восточного района, а из южного. И общались мы поверхностно, когда познакомились. Три года назад? Четыре? Другая жизнь была, другая Ирис, та, что живая, что-то о нем и помнила, но не теперешняя я.
— Прекрати, он не суицидник… — Катарина мухой занудно гундела мне какие-то сплетни про Юргена, которые я не слушала, но раз за разом повтор клички, допек и я сорвалась на злой шепот: — Это медицинские шрамы. Может, он к АИК был подключен или еще чему… Отвянь уже от человека.
— Что за АИК?
Я не собиралась ей объяснять. Замолкла. На нас обернулся Август:
— Девушки, что-то важное?
Катарину покинули волнение и ложная скромность, она подхватила вопрос, как знамя, с удовольствием, что привлекла внимание.
— Да. Конфетка мне тут втирает…
— Это имеет отношение к сбоям?
— Не знаю. Вдруг общее надо искать у нас четверых, а не общее с этими неизвестными? Я вены не резала, как Юрген. Но шрамы и у меня имеются, если это что-то значит.
— Давайте обсудим, расскажите все о себе, и сравним. Поищем. Есть добровольцы?
Никто ничего не сказал. Август знал, что его предложение останется без ответа. Пограничники не будут выворачивать душу наизнанку.
— Кто не хочет, не заставляю. Все, о чем прошу, на добровольных началах — опросите, кого можете. Осмотрите жилье пропавших. Попытайтесь увидеть что-то, что может заметить только ваш взгляд. Кто еще не в курсе о сбоях, предупредите. Привлекайте себе помощников. Все, что найдете, и все, что захотите передать лично, пересылайте Ирис. Она с этого дня моя правая рука, считайте — наместница. Я не всегда буду на связи. Вопросы?
— А че она? — Катарина недовольно поджала губы. — Почему Ирис главная?
— Она не главная. И я не главный. Решаем одну проблему на всех, просто я выбрал себе помощницу. На связи быть постоянно не могу, есть и другие дела.
— Ну, все понятно…
— Если это понятно, есть еще вопросы?
Вопросов не было.
Раздали ключи. Август и Роберт ушли первыми. Староста подошел ко мне и попросил прийти на отдельную беседу завтра утром. Я кивнула, оделась и поторопилась на выход. Успела пройти двор, завернуть за дом и выйти на прямую к остановке, как окликнула Катарина. Девушка догнала, грубо хлопнула по плечу и спросила с издевкой:
— Ты когда ему дать-то успела, а? Тихоня наша, вечная невеста…
— О чем ты?
— За какие еще заслуги могло так подфартить? Или не дала, а отс…
Я закрыла себе уши ладонями. Зачем существуют такие люди как она и подобная речевая грязь? Почему нельзя по щелчку пальца исчезнуть с этого места и оказаться в одиночестве? Не хотела ни сальности, ни пошлости, ни тем более обвинений в этом.
— Не закрывайся, Конфетка. — Девушка нагло вцепилась в мои запястья. — Или теперь тебя Шалавой называть? Мнимый женишок давно ветвистые рога носит?
— Язык прикуси, помойка.
Я не видела, с какой стороны он появился, но Юрген не только приказным тоном осадил Катарину, но и отдернул ее за воротник куцей курточки.
— Не встревай в разговор, — ничуть не растерялась та, — и руки не распускай, урод. А я, Шалава, про тебя и Его всем расскажу. Чтобы и его жена узнала, и твой Прынц ненаглядный… только нет его у тебя, как мне кажется. Лгунья…
— Я ее парень, дура. Глаза разуй. Посмеешь слухи про Ирис распускать, я тебя сам на чистую воду выведу. Про «Красный лак» расскажу, про год в «Пилигриме», хочешь?
— Вот же урод!
Катарина аж взвизгнула, но отступила, оглядывая нас с ног до головы, а потом сделала еще несколько шагов спиной вперед. Но не ушла совсем. Достала испаритель, щелкнула кнопкой и затянулась. Внезапно в этом ее движение скользнула беззащитность и обида.
— Пошли.
Юрген приобнял меня за плечо и мы оба двинулись в сторону остановки. Не могла я давать отпор таким хабалкам, всегда терялась, когда начинали хамить или напирали. Побег — лучшее средство. Сейчас мне помог Юрген, но легче не стало.
Зачем? Чего он ждет, — благодарности? Нужно пошутить, или улыбнуться ему и сказать что-то неважное… Отчего-то взять и начать лгать и притворяться при нем, не смогла. В последний час фальшь отказывалась мне служить. Даже сила воли, которая мне была нужна совсем недавно — встать и подойти к центру комнаты, ближе к людям, не сработала, как не пришла в голову ни одна удачная фраза, чтобы отшить Катарину. Душевные силы иссякли, слабости взяли вверх и лица не удержала тоже. Почему сегодня? Сейчас? Юрген виноват?
Мне захотелось поскорее избавиться от его присутствия. Рвануть бегом в свое маленькое убежище — в вагон и спрятаться среди незнакомцев. Но плеча не отпускал, жал некрепко. К счастью, молчал. Спросил только на самой остановке:
— Тебе какой?
— Любой.
И мы зашли вдвоем в первый же подошедший монорельс, чтобы Катарина окончательно во всем убедилась. Мы — вместе. Юрген проехал остановку и вышел, не попрощавшись и ничего больше не сказав. И я не поблагодарила.
