На заднем плане охает мать Филлипса и довольно грубо восклицает:
— Алекса! Что этот мальчишка себе позволяет?
Алекса, отстранившись, пилит Пашу полным шока взглядом, в котором каждую секунду меняются эмоции — со злости на вину, неверие и растерянность.
Мраморные глаза испуганно вонзаются в Фостера старшего. Бровь родителя вопросительно ползет вверх, дожидаясь объяснений.
— Вот как значит, — изрекает мужчина и прищурившись переводит взгляд на Пашу, — сам объяснишь?
— Грег, да как же так? — верещит представительница семейства прилипал, которые, как Паша успел понять, очень хотят породниться с Фостерами. — Что все это значит?
— Пап, — громко сглотнув, шепчет Алекса, полностью лишившись краски на лице. Бледная, словно стены в савдеповских больницах.
Паша же спокойно произносит:
— Объясню. Но не при зрителях.
— Ну пойдем, — сдержанно кивнув в сторону двери, Грег идет вперед. Паша, мазнув по Алексе тяжелым взглядом, следует за ним.
Он знал, какая реакция последует, поэтому все вполне логично.
Алексе же приходится принять на себя град полных упрека восклицаний.
— Что это было? — едва не падая в обморок, Адриана хватается сначала за бокал, махом опустошая его, а потом в отчаянии всплескивает руками. — Колин, что ты молчишь? Как можешь позволять какому-то парню целовать твою девушку?
— Может, объяснишь, Алекса? — добавляет масла в огонь Джейкоб, смотря на нее таким презрительным взглядом, что Алекса начинает злиться.
Почему она должна отдуваться одна?
— Колин, может ты действительно объяснишь? — с нажимом требует, смотря на взбешенное лицо бывшего бойфренда, который, кажется, даже не собирался открывать рот.
— Мам, пап, — выдохнув, Филлипс наконец обретает речь, — мы с Алексой расстались.
— Что??? — дуэт оглушает. — Когда? Почему?
Быть свидетельницей выяснения семейных отношений у Алексы нет ни сил, ни желания, но так как внимание родителей Колина мечется от него к ней, приходится невольно принимать участие.
— Слушаю тебя. — зайдя в кабинет, Грег опирается бедром на стол и в нетерпящем ожидании смотрит на Пашу.
Дуб не тушуется. Ему скрывать нечего. Уверенно встречает взгляд хозяина дома.
— Мы с Алексой вместе.
— Это я уже понял, — констатирует без эмоций.
— С Колином она рассталась больше недели назад.
— Из-за тебя?
— Из-за того, что этот мудак ее не ценил, — не гнушится правдой Дуб. — Скажем так, ему ее было мало.
Совсем уж прямым текстом Грегу говорить нет охоты, но он и так все понимает. Цокает, все так же сдержанно принимая известие. Только по сложившимся в линию губам видно, как на него действует эта новость. За дочь Фостер старший готов любого разорвать, это Дубнов понял сразу, когда она еще была заграницей.
— И для чего этот спектакль был сейчас, я пока не знаю, но еще раз этому ублюдку в обиду ее не дам, — обозначил свою позицию Паша, четко давая понять, что к чему.
Фостер, несколько секунд раздумывая, коротко кивнул.
— Я понял тебя. Можешь идти, Павел.
Дуб развернулся, когда Грег окликнул его.
— Тебе врач нужен?
— Нет, все в порядке. Спасибо.
Войдя в комнату, тут же вынул из кармана телефон, экран которого в хлам разбился от падения на асфальт, пока Паша пытался вывернуться от лезвия ножа одного из ублюдков. Швырнул его на стол. Злость распирала. Парня скручивало желанием притащить сюда заразу и потребовать объяснений, что за цирк она устроила за его спиной. Вынув из ботинка нож, чётким броском отправил его в доску, а после сбросил обувь, покрытую слоем пыли и несколькими каплями крови. Стащил с себя более непригодную для ношения куртку и отправился в прилегающую комнату.
Мляяя. Видок, конечно, охеренный. Увидев себя в зеркале, усмехнулся. Прямо главный герой голливудского триллера. По правой стороне лица запеклись дорожки крови, на скуле гематома. Костяшки пальцев сбиты до крови. Ганнибал отдыхает.
Смыв с лица красные следы, осмотрел бровь. Не критично. Бывало и хуже.
В его комнате хлопнула дверь, а потом на пороге выросла дышащая огнем фигура Алексы. Дуб челюсть стиснул.
— Па-ша́, зачем ты это сделал?
— Что? — оперевшись ладонями на раковину, повернул к ней голову. — Поцеловал свою девушку?
Фостер влетела в ванную комнату, закрывая за собой дверь.
— Ты прекрасно знаешь что. Зачем так грубо вывалил это все там, а потом оставил разгребать все дерьмо самой?
— Да что ты? Это было грубо? А может, грубо с твоей стороны было обсуждать свою свадьбу с тем, кого ты, кажется, послала? — оттолкнувшись от раковины, Дубнов шагнул к ней навстречу, чувствуя, что злость начинает искрить изнутри и подпаливать готовые рвануть фитили. — Или мне показалось? Потому что то, что я слышал, звучало как минимум странно.
Алекса тяжело дышала, мечась на месте и то и дело сжимая и разжимая кулаки.
— Па-ша́, я просто помогала Колину.
— В чем?
— Он попросил не говорить его родителям, что мы расстались. Я согласилась. Он пообещал, что сегодня же расскажет им сам.
— Ты слышишь себя вообще? Что за детский сад? В каком, блядь, мире вы живете? Чтобы не было проблем, люди разговаривают друг с другом и выясняют все и сразу, а не ставят сценки идеальной семьи.
От Паши разило яростью. Неподдельной и исступленной. Желваки на скулах ходуном ходили, даже воздух вокруг казался горячим и обжигал лёгкие на каждом вдохе. Фостер втягивала так нужный сейчас кислород, но чувствовала только смесь из стального аромата крови и животной ярости, направленной на нее.
— Это был всего один раз. Я пыталась тебе позвонить и предупредить, но ты не брал трубку, — сказала, убавляя собственную злость. Что она творит-то? Вместо того, чтобы выяснить, что с ним случилось, сейчас защищает Колина.
— Да, я был совсем немного занят, — процедил Паша, нависнув над девушкой коршуном. У Алексы сердце пустилось вскачь. — А там, где один раз, бывает и второй, и даже третий. Если этот кретин нащупал твою слабую сторону, он будет давить на нее, пока не добьется своего, и однажды я приду домой, а ты с ним не играешь в идеальную семью, а заигравшись более чем натурально раздвигаешь ноги.
